Михаил Булгаков - Том 7. Последние дни

Впервые опубликована: Звезда Востока (Ташкент), 1966, № 7. Затем: Булгаков М. А. Пьесы, М., 1986 (Составители Л. Е. Белозерская, И. Ю. Ковалева); Булгаков М. А. Кабала святош (Составители В. И. Лосев, В. В. Петелин), М., Современник, 1991.

Черновые автографы рукописи — ОР РГБ.

В настоящем издании публикуется авторизованный машинописный экземпляр третьей редакции, законченной 23 апреля 1934 года (ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 4). Кроме того, проанализированы к. 13, ед. хр. 1–3.

Первые наброски пьесы Булгаков сделал 26 мая 1933 года, летом предполагал завершить черновой вариант, но другие творческие планы заставили его оставить этот замысел до лучших времен.

Новые наброски пьесы о будущем датированы 8 декабря 1933 года. Черновая рукопись первой редакции пьесы завершена 28 марта 1934 года.

11 апреля 1934 года Булгаков завершает вторую редакцию пьесы, уже получившей название — «Блаженство».

23 апреля пьеса перепечатана, при этом Булгаков, по своему обыкновению, дорабатывает ее, вносит поправки. Так возникла третья редакция пьесы «Блаженство». И в этом экземпляре есть карандашные поправки.

25 апреля Булгаков прочитал пьесу в театре Сатиры, с которым был заключен договор 23 марта 1934 года.

Е. С. Булгакова в своем «Дневнике» оставила несколько интересных записей, касающихся творческой истории этой пьесы и споров вокруг самого факта передачи Булгаковым пьесы в другой театр.

«27 марта…И еще — М. А. работал над новой комедией. Сегодня днем заходила в МХАТ за М. А. Пока ждала его в конторе у Феди, подошел Ник. Вас. Егоров. Сказал, что несколько дней назад в Театре был Сталин, спрашивал, между прочим, о Булгакове, работает ли в Театре?

— Я вам, Е. С., ручаюсь, что среди членов Правительства считают, что лучшая пьеса это „Дни Турбиных“.

Вообще держался так, что можно думать (при его подлости), что было сказано что-то очень хорошее о Булгакове.

Я рассказала о новой комедии, что Сатира ее берет.

— Это что же, плевок Художественному театру?

— Да вы что, коллекционируете булгаковские пьесы? У вас лежат „Бег“, „Мольер“, „Война и мир“. Если бы Судаков не отложил (или Театр — уж не знаю, кто виноват!) репетиций „Бега“ для „Лжи“ — „Бег“ шел бы уже. „Мольера“ репетируете четвертый год. Теперь хотите новую комедию сгноить в портфеле? Что за жадность такая».

«13 апреля. Вчера М. А. закончил комедию „Блаженство“, на которую заключил договор с Сатирой.

Вчера же у нас была читка не для театра еще, а для своих. Были: Коля Лямин, Патя Попов, который приехал на три дня из Ясной Поляны, Сергей Ермолинский и Барнет. Комедия им понравилась».

Очевидно, что Булгаков в эти дни читал вторую редакцию пьесы, читал по тетради с клеенчатым переплетом. И после первой же читки начал переделывать рукопись.

14 апреля Е. С. Булгакова записывает: «М. А. правит „Блаженство“, диктует мне». «1 мая. 25 апреля М. А. читал в Сатире „Блаженство“. Чтение прошло вяло. Просят переделок. Картины „в будущем“ никому не понравились.

Вчера у нас ужинали Горчаков, Никитин Вас. Мих., Калинкин (директор), Поль, Кара-Дмитриев и Милютина. Встретил их М. А. лежа в постели, у него была дикая головная боль. Но потом он ожил и встал к ужину. Вечер прошел приятно. Все они насели на М. А. с просьбой переделок, согласны на длительный срок, скажем, четыре месяца. (Ведь сейчас М. А. должен работать над „Мертвыми Душами“ для кино). Им грезится какая-то смешная пьеса с Иваном Грозным, с усечением будущего. Они считают, что это уже есть, как зерно, в пьесе, в первом появлении Ивана Грозного».

«16 мая…Из Ленинграда — третий запрос о „Блаженстве“. Из Московского театра Ермоловой тоже об этом спрашивают. Надо решать этот вопрос» («Дневник», с. 55–56, 59) .

Читал Булгаков «Блаженство» и вахтанговцам, но картины будущего отпугивали: зритель 30-х годов не принял бы такие итоги развития общества, которое он с таким энтузиазмом строил, к тому же и цензура вряд ли пропустила бы эту пьесу. Так что надежды на постановку пьесы не осуществились и на этот раз. Серьезных попыток продать свою пьесу какому-либо театру Булгаков больше не предпринимал, догадываясь о тщетности своих усилий.

Публикуя пьесу, редакция журнала «Звезда Востока» высказала несколько бесспорных и спорных положений. Так, в частности, нельзя не согласиться с целым рядом высказанных мыслей: «Блаженство» — характерный образец булгаковской сатирической драматургии. Фантастический прием, острый гротеск — и, наряду с этим, правдивость, честность, точность в анализе определенных жизненных противоречий. Водевильная ситуация, элементы буффонады — и тут же четко выписанные характеры. Беззаботная веселость — и рождающееся из нее серьезное раздумье. Бесспорна и мысль о том, что образ Радаманова в пьесе получился «бледным» — «а ведь именно он наиболее широко и, так сказать, полномочно представляет в пьесе людей будущего».

Спорным оказалось следующее высказывание редакционной статьи «Звезды Востока»: «Будущее в изображении М. Булгакова — условно. Писатель отнюдь не намеревается делать в своей комедии какие-нибудь пророчества. Его цель — разоблачить современные ему пороки». («Звезда Востока», 1966, № 7, с. 75–76) .

Почти одновременно с этим В. Сахновский-Панкеев высказал иную точку зрения. Он увидел в «Блаженстве» спор М. Булгакова с Маяковским и его «Баней», давшим «абстрактно-рационалистическое» изображение будущего: «Споря с методом плакатно-публицистического изображения человека будущего, Булгаков наполнил живой жизнью образы наших далеких потомков, граждан 2222 года. Это не некие особые, непонятные, скучные, правильные существа, чье духовное бытие непознаваемо для нас. Они — это мы сами, только очищенные от скверны зависти, корысти, эгоизма. Не только смелое парение мысли, но и вся безграничность и сила чувства доступны им. Чутко, остро воспринимают они мир, разум и эмоции сосуществуют у них в идеальной гармонии. Техницизму многих описаний грядущего Булгаков противопоставил поэзию» (Очерки истории русской советской драматургии. Т.2, 1934–1945. М. — Л., с. 135–136) .

Полемизируя с этой упрошенной точкой зрения, Ю. Бабичева в статье «Фантастическая дилогия М. Булгакова „Блаженство“ и „Иван Васильевич“») писала: «Думается, что комедия Булгакова не дает повода, ни даже возможности отрицать первостепенной важности в ней именно пророческого пафоса. Перед нами типичный и чистый жанр „яипоту“ — антиутопии, тревожного предупреждения об ошибочных или порочных тенденциях в развитии общества. Булгаков был сатириком крупного плана, его волновали те явления, которые грозили сложиться в тенденцию и омрачить завтрашний день. Именно их он подверг сатирическому осмеянию с помощью уэллсовской модели „яипоту“ — произведения о „машине времени“ и „аргонавтах хроноса“.