Михаил Булгаков - Том 9. Мастер и Маргарита

— Вопрос не так прост, как может показаться с первого взгляда. Основной источник текста ― это машинопись 1939 года с авторскими исправлениями. Дело в то, что роман «Мастер и Маргарита» можно назвать сюжетно законченной вещью, но внутренне не вполне завершенной, то есть он доведен до конца, но ко многим его главам Булгаков возвращался вновь и вновь, ведь роман писался более десяти лет. Причем любопытно, что все исправления, иногда даже совсем новые куски относятся только к «московским» страницам, то есть живой и менявшейся современности; «ершалаимские» страницы — о Понтии Пилате и Иешуа — остались абсолютно неизменными, они устоялись в сознании писателя раз и навсегда… Последние поправки — и довольно обширные ― были сделаны, когда Булгаков был уже тяжело болен. Он диктовал их жене, Елене Сергеевне. Она записывала эти исправления на полях машинописи и в отдельных тетрадях. Одна из них сохранилась с такой записью на первой странице: «М.А. Булгаков. Мастер и Маргарита. Роман. Писано мною под диктовку М.А. во время его болезни 1939 года. Елена Булгакова». В тетради этой записана первая глава романа (последний вариант) и несколько отдельных кусочков из разных мест, — не по порядку. Нужно думать, что, пользуясь каждым моментом, когда Булгаков был способен работать, она брала первое, что под руку попадалось, — и не одну, конечно, эту тетрадь. По крайней мере, еще одна подобная тетрадь существовала. На полях машинописи есть ссылки на «тетрадь № 2», но тетрадь эта не обнаружена в архиве Булгакова. Архив же его в идеальном порядке Е.С. Булгакова передала в Рукописный отдел Ленинской библиотеки. Пользуясь, кстати, случаем, чтобы поблагодарить работников Рукописного отдела за большую помощь и чрезвычайно внимательное отношение к нашей работе над томом Булгакова. Вообще по тексту романа встает много сложных вопросов, которые сразу и бесспорно не решишь и на которые ответят лишь будущие текстологи Булгакова.

— Из Ваших слов можно понять, что текст романа, напечатанный в свое время в журнале «Москва», помимо того, что журнальный вариант печатался сокращенно, несколько отличен от текста однотомника. Существенны ли эти отличия?

— Не очень существенны, хотя их и немало, и причина здесь именно в том, что роман не был завершен, «отшлифован»; Елена же Сергеевна была облечена Булгаковым правом посмертного редактирования. Что она и осуществила.

— Как же она редактировала «Мастер и Маргариту»?

— Еленой Сергеевной была проделана огромная и самоотверженная работа. Назову лишь один хотя бы момент, когда ей приходилось восстанавливать истинный текст по памяти. Например: Маргарите, в рукописи, 29 лет, а согласно последней устной воле автора — 30; Берлиоза Булгаков одно время хотел сделать Чайковским, но потом оставил по-старому, а в рукописи председатель МАССОЛИТа именуется то одной, то другой фамилией. Римский в рукописи назван Поплавским; глава 25 в рукописи названа «Погребение», хотя так же названа и следующая, 26-я глава, и еще очень много подобных моментов, которые в рукописи отсутствуют, и их надо было сохранить в памяти и, ничего не перепутав, восстановить. Несколько недописанных в рукописи слов внесены Еленой Сергеевной по памяти, — например, конец первого абзаца в главе 32 и др. Трудности по тексту были и другого характера, более серьезные и, можно сказать, «лабиринтного» характера. И вот тут Елена Сергеевна иногда допускала текстологические погрешности, не совсем точно воспроизводила некоторые куски. (Речь идет о тех, конечно, работа над которыми не была завершена). Например, она могла оставить зачеркнутые автором слова (начало главы 19-й) и, наоборот, не привести того, что в тексте оставалось. Так, в главе 13-й Булгаковым была продиктована вставка о персонаже, погубителе Мастера, въехавшем в его квартиру, — Алоизии Могарыче. Без этого отрывка появление его только в главе 24-й выглядит слишком неожиданным. Этот небольшой, но важный кусок Елена Сергеевна не привела, видимо, потому, что он не был завершен. Иногда она стремилась устранить шероховатости языка, стилевую недоработку, не терпела рядом двух одинаковых слов и различных, по ее мнению, небрежностей, и, и хотя все ее поправки носят очень деликатный характер, в нашем издании от них необходимо было избавиться.

— Назовите некоторые из этих «небрежностей», пожалуйста.

— Например, она заменяла характерное булгаковское «на левой (или на правой) руке у себя» на «по левую руку от себя», «нету» на «нет»; в фразе «полную чернильницу чернил… она (Маргарита)… вылила на двуспальную кровать в спальне» опущены слова «чернил» и «в спальне» и т. п. Нарушение воли умершего автора недопустимо, — и потребовалась работа, чтобы восстановить подлинный текст. Но, повторяю, текстология романа «Мастер и Маргарита» — вопрос сложный — в силу того, что писатель не успел закончить работу над своей последней вещью. Так что этот роман еще ждет своего научного издания со всеми интереснейшими вариантами, записями и т. д.

Я поблагодарил Анну Саакянц за интересные сведения, подготовил большую статью о Булгакове в «Литературной России», но статья, конечно, не пошла, а ведь я был, повторяю, членом редколлегии «Литературной России», заведовал отделом критики и искусства. Уговорить главного редактора и редколлегию мне не удалось. Вскоре я ушел из газеты.

И вновь погрузился в чтение великого романа Михаила Булгакова.

Булгаков блестяще владеет диалогом, речь его героев индивидуализирована, он виртуозно передает богатство речевой интонации, достигает большого эффекта в портретных зарисовках. В «Мастере и Маргарите» явственно проступает еще одна характерная черта его дарования — способность создавать символические фигуры. Образ Воланда и его «шайки» для Булгакова — лишь символ — поэтическое уподобление. В Воланде автор изображает какую-то частицу себя, в его мыслях легко угадываются некоторые мысли как самого Булгакова, так и мысли его выдающихся современников, обладавших властью.

Отметим только некоторые черты Воланда. Он часто демонстрирует свое знание человеческой природы, обладает умением исследовать и раскрывать и страсти, как духовные, так и все, что связано с живой человеческой жизнью. Все его познания поразительные по глубине идеи, принесены, конечно, не из потустороннего мира, а извлечены из богатого запаса живых наблюдений над жизнью самого Булгакова. Все, что происходит на страницах, — это всего лишь игра, в которую вовлечены и читатели. Но игра весьма своеобразная.

Воланд пришел на землю казнить и миловать, и он знает, кого и за что казнить, кого и за что миловать. Но автор лишь намекает, позволяя угадывать, что Воланд открыто выполняет его собственные затаенные мысли и желания. Поэтому Воланд не приобретает живой характеристики, оставаясь в образах литературной традиционности, как бы живым символом, аллегорией авторской совести и мудрости.