Геннадий Красухин - Мои литературные святцы

Вам ничего не говорят?

А трон Российской Клеопатры

В своём саду?.. И супротив

«Александринскаго театра»

Непоколебленный массив?

Ужель неведомы вам даже:

Фасад Казанских колоннад?

Кариатиды Эрмитажа?

Взлетевший Пётр, и «Летний Сад»?

Ужели вы не проезжали,

В немного странной вышине,

На старомодном «Империале»

По «Петербургской стороне»?

Ужель, из рюмок тонно-узких

Цедя зелёный Пипермент,

К ногам красавиц петербургских

Вы не бросали комплимент?

А непреклонно-раздражённый

Заводов Выборгских гудок?

А белый ужин у «Донона»?

А «Доминикский» пирожок?

А разноцветные цыгане

На «Чёрной речке», за мостом,

Когда в предутреннем тумане

Всё кувыркается вверх дном;

Когда моторов вереница

Летит, дрожа, на «Острова»,

Когда так сладостно кружится

От Редерера голова!..

Ужели вас рукою страстной

Не молодил на сотню лет,

На первомайской сходке – красный

Бурлящий Университет?

Ужель мечтательная Шура

Не оставляла у окна

Вам краткий адрес для амура:

«В. О. 7 л. д. 20-а?»

Ужели вы не любовались

На Сфинксов фивскую чету?

Ужели вы не целовались

На «Поцелуевом мосту»?

Ужели белой ночью в мае

Вы не бродили у Невы?

Я ничего не понимаю!

Мой Боже, как несчастны вы!..

Всего два года прожил в эмиграции. И принимали его там хорошо. И выступал он там много. А вот – не вынес ностальгии!

Наталью Владимировну Баранскую мы сразу запомнили по первым её рассказам, напечатанным в «Новом мире» Твардовского. А потом по повести «Неделя как неделя». Мы не знали тогда, что автор только что напечатанной повести (1968) уже очень немолод, что Наталье Васильевне идет шестьдесят первый год. Но когда её через десять лет приняли в Союз писателей, я был уже осведомлён о её возрасте.

Критики находили чеховские традиции в её творчестве, а мне она казалась невероятно самобытной. Не узнать её манеры было невозможно. Как невозможно было не расслышать щемящей интонации писателя, которому невероятно жаль своего героя.

Но помочь своему герою (чаще всего своей героине) Баранская не могла. Её героини не были непутёвыми, но жизнь им доставляла столько хлопот и несуразиц, что выбраться из них уже было чуть ли не подвигом.

Хотя ничего героического их облику это не добавляло.

Баранская владела искусством передавать диалектную речь. На ней построен её роман «День поминовения» (2001—2004).

Мне, пушкинисту, нравятся её пушкинские вещи – не только научные (а она писала и их – работала сотрудником литературного музея Пушкина), но художественные: повесть «Цвет тёмного мёду. Платье для госпожи Пушкиной», рассказ «У Войныча на мельнице».

Умерла она 29 октября 2004 года, почти в 96 лет: родилась 31 декабря 1908. Но любопытно, что писала до самой смерти. И прекрасно писала.

По-моему не было ни одной конференции в Болдине, в какой не принял бы участия Всеволод Алексеевич Грехнёв (родился 30 октября 1938 года). Он обожал выступать на них. И печатал свои статьи в авторитетном издании «Болдинские чтения», в котором неизменно участвовал.

Пушкинистом он был отменным. «Мир пушкинской лирики», «Болдинская лирика А. С. Пушкина», «Лирика Пушкина. О поэтике жанров», «Этюды о лирике Пушкина», «Словесный образ и литературное произведение», «В созвездье Пушкина» – это только книги. Статей по Пушкину написал больше сотни.

Но он занимался не только Пушкиным. Работы профессора Нижегородского государственного университета В. А. Грехнёва о Тютчеве, Баратынском, Фете, Жуковском известны в научном мире.

Он был лауреатом премии города Нижнего Новгорода в области науки. Интересно, присуждает ли Москва филологам премию в области науки? Я об этом не слышал.

Умер Всеволод Алексеевич 28 января 1998 года.

Вячеслав Леонидович Кондратьев, родившийся 30 октября 1920 года, первую свою повесть «Сашка» опубликовал сравнительно поздно – в 49 лет. Повесть приняли восторженно. Ясно было, что в литературу пришёл ещё один настоящий писатель. Кондратьев писал о войне, на которой воевал, на которой был дважды ранен и которую закончил лейтенантом.

Он окончил Полиграфический институт. И занимался работой художника-оформителя. Но литературу писал. Не только прозу.

Стихи его, быть может, и не совершенны по отделке. Но они – как оголённые провода:

Ты не ходил ещё, товарищ, по дорогам,

По которым прошла война,

По которым в молчании строгом

Трое суток идём мы без сна.

Ты не знаешь, как в вьюгу метельную

На привалах мы валимся в снег…

И какую тоску беспредельную

На войну несёт человек…

Так и кажется – эта дорога —

Твой последний, предсмертный путь,

И что мы уж дошли до порога,

За которым – ничто и жуть.

Мы идём от усталости шатко

И мечтаем лишь об одном:

Чтоб навстречу попалась хатка —

Не сожжённая и с огоньком.

Но кругом – только снег порошею,

Но кругом – только серая мгла…

Мы идём среди страшных и брошенных

Деревенек, сожжённых дотла.

Но колонна идёт… Упорная,

Растянувшись змеёй на снегу,

Хоть качаясь, походкой неровною —

Но – вперёд. И всё ближе к врагу.

И дошли… когда стал уж поблескивать

На плече автомат-пистолет

От взвивающихся в окрестностях

Бело-лунных немецких ракет.

А в другом конце – пожарище

В красных заревах кровяных…

Никогда не забыть мне, товарищ

Иллюминацию… передовых…

Вот и проза его написана в той же тональности.

«Сашку» в 1981-м экранизировали. На мой вкус, удачно. Режиссёр Александр Сурин сумел передать поэтику повести о сельском парнишке, которому пришлось участвовать в одном из самых страшных сражений начала войны – в Ржевской битве. И не просто участвовать, но сохранить свой человеческий облик. Благородный облик.

После «Сашки» Кондратьев печатался много. Чаще всего в журнале «Знамя».

Выходили книги. «Сашка: Повести и рассказы» (1981), «Селижаровский тракт: Повести и рассказы» (1985), «На поле овсянниковском: Повести и рассказы» (1985), «Красные ворота: Повесть, роман» (1988).

Выходили фильмы. «Привет с фронта» (1983), «Брызги шампанского» (1988).

Виктор Астафьев назвал всю прозу Кондратьева «ржевским романом». Точное определение! Мне вообще кажется, что кондратьевский герой словно продолжил монолог героя стихотворения Твардовского «Я убит подо Ржевом». Они находятся в определённом духовном родстве.