Арчибальд Кронин - Вычеркнутый из жизни

Спротт выпил еще виски, и постепенно на сердце у него потеплело, все стало казаться менее мрачным. Кэтрин — крайне чувствительная натура, настоящая «голубая кровь», но ничего, все уладится, и она забудет про эту неприятную историю. В конце-то концов, разве она не делила с ним его успехов? Надо подняться к ней. Она нужна ему сейчас больше, чем когда-либо. И кровь быстрее побежала по его жилам, когда он вспомнил, какая она мягкая, нежная, покладистая, какая тонкая у нее душа, как она бесконечно добра.

Было одиннадцать часов, слуги уже легли, и дом погрузился в полнейшую тишину. Спротт поднялся с кресла, погасил лампу и тихонько, на цыпочках, пошел наверх.

У двери в спальню жены он остановился. Сердце у него стучало — он так желал ее, так нуждался в ее сочувствии. Взявшись за ручку двери, он осторожно ее повернул. Дверь была заперта. В тревоге он тихонько окликнул Кэтрин… Потом позвал громче. Ответа не последовало. В отчаянии он снова и снова вертел ручку, нажимая плечом на дверь, но она была заперта. На секунду его крупное тело напряглось, словно готовясь снести возникшую перед ним преграду, потом расслабло. Сэр Мэтью повернулся и, оттопырив нижнюю губу, побрел в темноте к себе в комнату.

А для Пола это был бесконечно томительный вечер, и по мере того как тянулись часы, странный импульс все сильнее овладевал им. Мать отправилась с пастором Флемингом к вечерне в ближайший храм искать утешения, и, хотя они на все лады уговаривали его пойти с ними, он наотрез отказался. Элла надулась и ушла к себе. Мэфри, следуя строжайшим наказам Данна и Мак-Ивоя, лег спать. Пол сидел один в гостиной «Виндзора», совсем один, и вновь переживал события минувшего дня, подавленный, томимый неотвязным предчувствием.

У ног его валялось несколько газет. Слухи о привлечении к ответственности Освальда быстро распространились, и газетные заголовки пестрели сообщениями об этой последней сенсации в деле Мэфри. С того места, где сидел Пол, были отчетливо видны черные буквы: «Где Енох Освальд? Таинственное исчезновение Серебряного Короля».

Он снова перечитал эти слова, чувствуя, как растет в нем, набирает силу, приобретает отчетливую форму импульс к действию. Еще не было девяти часов. Он встал, надел пальто и шляпу и вышел из гостиницы. К этому времени его предчувствие едва ли не превратилось в уверенность.

Вечер был влажный, мостовые отсырели, и сейчас от них поднимался холодный серый туман, окутывавший ватной пеленою улицы, отчего казалось, что на город уже спустилась ночь. Пол направился в Элдон. Точнее: на Эшоу-террейс. Вот он вошел в дом номер пятьдесят два и, минуя квартиру Прасти, словно тень, стал взбираться по лестнице. В уши ему ударила тишина. С ясной головой, но быстро бьющимся сердцем он добрался до верхнего этажа и постучал в дверь роковой квартиры.

Никто не отозвался. Неужели он ошибся? Повинуясь некоему инстинкту, Пол вынул из кармана ключ, который дал ему Прасти, и вставил в замок. Ключ без труда повернулся, Пол вошел и закрыл за собою дверь.

Твердым голосом он спросил:

— Есть здесь кто-нибудь?

Ответа не последовало.

Нигде не видно было ни полоски света. Пол неподвижно стоял в темной передней, остро ощущая царящую вокруг тишину, толщу тумана за окном, которая заглушала все звуки, усугубляя застывшее безмолвие нежилого помещения. Однако квартира не казалась заброшенной — ни сырости, ни запаха плесени. Пол нашел в кармане коробку спичек и осторожно чиркнул. Вспыхнул крошечный огонек. Линолеум на полу был чист, на массивной вешалке из красного дерева не видно было пыли. Прежде чем спичка потухла, Пол успел заметить открытую дверь, за ней — гостиную. Он сделал три шага, вошел и снова спросил:

— Есть здесь кто-нибудь?

И опять никакого ответа. Может, и правда, кроме него, в квартире никого нет?

Он зажег газовый рожок в розовом стеклянном шаре. До сих пор Пол был сравнительно спокоен: нервы повиновались порыву отваги, приведшему его сюда. Но сейчас при виде комнаты, где произошла трагедия, загубившая столько человеческих жизней, кровь застыла у него в жилах. Самым страшным в этой комнате, представшей ему сейчас в неярком свете затененного рожка, была ее обычность. Под бронзовой люстрой стоял круглый дубовый стол. Два плюшевых кресла были придвинуты к камину, в нем, за бумажным экраном, аккуратной стопкой лежали дрова. Железная решетка и щипцы, зеркало и безделушки на каминной полке — все было протерто и начищено; часы указывали правильное время.

И вдруг… Пол затаил дыхание. Из соседней спальни донесся скрип половицы — звук очень слабый, но в безмолвном доме прозвучавший, как трубный глас. Пол вздрогнул и устремил взгляд на дверь. И когда секунду спустя он услышал звук тяжелых шагов, словно кто-то с трудом передвигался по комнате, ему пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы побороть желание повернуться и опрометью кинуться вон из квартиры. Хотя для Пола это не было неожиданностью и ради этого он пришел сюда, однако ноги у него приросли к полу, когда дверь спальни отворилась и перед ним предстал Енох Освальд, как всегда, в строгом черном костюме, но растерзанный, со сбившимся на сторону галстуком, бледный, с всклокоченными волосами и таким пустым, тяжелым взглядом, словно он только что пробудился от сна. Медленно, как привидение, подошел он к Полу и пристально посмотрел ему в лицо.

— Это вы, — промолвил он наконец. Голос у него был низкий и усталый, с резкими интонациями, вполне соответствующий его измученному, странному виду. — Я предполагал, что вы можете навестить меня. Я знал, что у вас есть ключ.

Он опустился на стул у стола и сдержанным жестом указал Полу на другой.

— К сожалению, не могу ничем угостить вас. Я только вчера сюда переехал. Повинуясь наитию, можно даже сказать: прихоти. И пока что не ощущал потребности в еде. — Освальд говорил, бесцельно блуждая взглядом по комнате, затем в упор посмотрел на Пола: — Скажите, зачем вы пришли?

У Пола сразу пересохло в горле. Как объяснить то, что было у него на уме? Он попытался овладеть голосом и говорить ровно, спокойно:

— Мне казалось, что вы должны быть здесь. И я пришел… сказать вам, что вы должны уехать… исчезнуть, и немедленно.

Молчание. Словно пробудившись от тяжелого сна, на секунду сбросив с себя придавившую его свинцовую тяжесть, Освальд метнул быстрый взгляд на Пола.

— Вы поражаете меня, молодой человек. Я осведомлен о вашей деятельности на протяжении последних месяцев. И у меня создалось впечатление, что вы не слишком-то… расположены… ко мне.

— Я теперь уже не тот, и чувства мои не те, — еле слышно проговорил Пол. — То, что мне довелось пережить, то, что я увидел сегодня в суде, что узнал о механизме закона… изменило мои взгляды. И так уж слишком много страданий и горя повлекло за собой это дело. Пятнадцать лет страдал мой отец. Кому будет легче, если теперь они возьмутся за вас? Уезжайте, пока не поздно. Ордер на арест будет подписан не раньше завтрашнего вечера. В вашем распоряжении двадцать четыре часа — вы еще можете покинуть страну. Так попытайтесь же это сделать.