Анатоль Франс - Том 6. Остров Пингвинов ; Рассказы Жака Турнеброша ; Семь жен Синей Бороды ; Боги жаждут

Она настаивала на том, чтобы Гамлен повел ее к Другу Народа, живущему неподалеку, на улице Кордельеров, близ церкви. После некоторого сопротивления художник уступил желанию гражданки.

Драгун Анри, которому они предложили присоединиться к ним, отказался, ссылаясь на то, что он хочет сохранить свободу даже по отношению к гражданину Марату, оказавшему, бесспорно, услуги Республике, но в последнее время обнаружившему некоторые признаки слабости: ведь он в своей газете советует парижскому населению мириться с выпадающими ему на долю тяготами!

И Анри мелодичным голосом, перемежая речь глубокими вздохами, оплакивал Республику, преданную теми, на кого она возложила все свои упования: Дантоном, отвергающим проект налога на богачей; Робеспьером, восстающим против несменяемости секций; Маратом, чьи малодушные советы угашают пыл граждан.

— Какими слабыми кажутся эти люди по сравнению с Леклерком и Жаком Ру!.. {335} 335 Леклерк … Жак Ру .— Жак Ру (1752—1794) — видный деятель французской революции, вождь группы «бешеных», отражавшей интересы плебейских масс. Требовал от якобинского Конвента установить максимум на цены и под страхом смерти запретить спекуляцию. Арестованный и присужденный к казни по ложному обвинению в присвоении общественных средств, покончил самоубийством. Леклерк Теофиль — соратник Жака Ру. — воскликнул он.— Ру!.. Леклерк! Вы — истинные друзья народа!

Гамлен не слышал этих речей, которые, несомненно, возмутили бы его: он вышел в соседнюю комнату, чтобы переодеться в голубой фрак.

— Вы можете гордиться своим сыном,— сказала гражданка Рошмор гражданке Гамлен.— Он так талантлив и так благороден!

Вдова Гамлен подтвердила достоинства своего сына, однако сделала это нисколько не кичась перед дамой знатного происхождения, так как ей с детства внушали, что смирение перед сильными мира сего — первейшая обязанность бедняков. Имея немало поводов быть недовольной своей судьбой, она всегда была склонна жаловаться на нее, и эти жалобы приносили ей некоторое облегчение. Она охотно делилась своим горем со всяким, кого считала в состоянии помочь ей, а г-жа Рошмор произвела на нее впечатление именно такой особы. Воспользовавшись благоприятным моментом, она одним духом рассказала о нужде, в которой находились они с сыном, чуть не помирая с голоду. Картин никто не покупал: Революция, как ножом, подрезала торговлю. Съестных припасов мало, и они недоступны.

И старушка с поспешностью, на какую только были способны ее дряблые губы и неповоротливый язык, торопилась выложить все, что могла, до появления Эвариста, который из гордости не одобрил бы этих сетований. Она старалась поскорее разжалобить и заинтересовать участью сына даму, которую считала богатой и влиятельной. И она сознавала, что красота Эвариста поможет ей растрогать знатную посетительницу.

Действительно, гражданка Рошмор не осталась нечувствительной: она растрогалась при мысли о страданиях Эвариста и его матери и призадумалась над тем, как бы им помочь. Она уговорит своих друзей, богатых людей, покупать картины художника!

— Есть еще деньги во Франции,— сказала она улыбаясь,— только их не держат на виду.

А еще лучше: раз искусство погибло, она устроит Эвариста на службу к Морхардту либо к братьям Перрего, либо определит его в качестве доверенного лица к какому-нибудь военному поставщику.

Но потом она решила, что для человека с таким характером это неподходящее дело. После минутного размышления она радостно всплеснула руками:

— Остается назначить еще нескольких присяжных заседателей в Революционный трибунал. Присяжный, судья — вот кем должен быть ваш сын! Я знакома с членами Комитета общественного спасения; я знаю Робеспьера-старшего; его брат часто ужинает у меня {336} 336 … я знаю Робеспьера-старшего; его брат часто ужинает у меня.— Младший брат вождя революционных якобинцев Максимилиана Робеспьера (1758—1794), Огюстен Робеспьер (1763—1794), был также активным деятелем революции, ближайшим соратником своего брата и после падения якобинской диктатуры сам пожелал разделить его судьбу. . Я переговорю с ними. Я попрошу кого следует переговорить с Монтане, с Дюма {337} 337 Дюма Рене-Франсуа (1757—1794).— В 1793 г. был назначен Робеспьером на пост председателя Революционного трибунала. , с Фукье {338} 338 Фукье — Фукье-Тенвиль Антуан-Кантон (1746—1795) — с марта 1793 г. был общественным обвинителем Революционного трибунала. После победы контрреволюции был казнен. .

Гражданка Гамлен, взволнованная, преисполненная благодарности, приложила палец к губам: в мастерскую входил Эварист.

Вместе с гражданкой Рошмор он спустился по темной лестнице, деревянные ступени которой, выложенные изразцами, были покрыты слоем давнишней грязи.

На Новом мосту, где солнце, уже клонившееся к закату, удлиняло тень от пьедестала, на котором некогда красовался бронзовый конь и который теперь был расцвечен национальными флагами, группы мужчин и женщин из простонародья прислушивались к речам отдельных граждан, говоривших шепотом. Толпа, подавленная, хранила молчание, порою прерывая его стонами и гневными возгласами. Многие поспешным шагом направлялись на Тионвилльскую улицу, бывшую улицу Дофина. Гамлен, подойдя к одной из кучек, узнал, что только что убили Марата {339} 339 … убили Марата.— Марат был убит 13 июля 1793 г. связанной с жирондистами Шарлоттой Корде. .

Мало-помалу известие подтвердилось; сообщали подробности: его заколола в ванне женщина, прибывшая нарочно из Кана, чтобы совершить это преступление.

Некоторые предполагали, что ей удалось скрыться, но большинство утверждало, что ее задержали.

Люди толклись, как стадо, покинутое пастухом.

«Нет уже Марата,— думали они,— чувствительного, отзывчивого, доброго Марата, который руководил нами, никогда не ошибался, угадывал все, смело разоблачал все козни!.. Как быть, что делать? Мы лишились наставника, защитника, друга!» Они знали, откуда нанесен удар и кто направил руку этой женщины.

— Марат убит теми же преступными руками, которые хотят и нас уничтожить,— тяжко вздыхали они.— Его смерть — сигнал к поголовному истреблению всех патриотов.

По-разному передавали подробности этой трагической смерти и последние слова жертвы; расспрашивали об убийце, о которой было известно только то, что это молодая женщина, подосланная изменниками-федералистами. Гражданки в исступлении настаивали на немедленной казни преступницы и, находя смерть на гильотине слишком легкой, требовали для этого изверга бича, колесования, четвертования,— изобретали новые пытки.

Национальные гвардейцы, с шашками наголо, волокли в секцию какого-то человека с решительным выражением лица. Одежда на нем висела клочьями; кровь тонкими струйками стекала по бледным щекам. Его схватили в ту минуту, когда он говорил, что Марат заслужил свою участь, так как сам постоянно призывал к грабежам и убийствам. И с большим трудом страже удалось укрыть его от ярости толпы. На него указывали пальцем, как на сообщника убийцы, ему угрожали смертью.