Арчибальд Кронин - Древо Иуды

Он осторожно устроился на краю табуретки и, прижимая руку к ушибленному месту, смотрел, как она заворачивает в бумагу книги по искусству.

— Ну что, лучше? — спросила она, завершив работу.

— Не совсем. Но это пустяки, пройдет.

— Если нет, то обязательно этим займитесь. На ночь примите аспирин, и пусть Артуро вас разотрет. В доме найдется противовоспалительная мазь?

— Кажется, в аптечке есть тюбик.

Она по-прежнему сочувственно смотрела на него, наклонив голову набок.

— Жаль, что приходится вас оставлять, но… Итак, не забудьте, мазь и аспирин после ванны. Нет, не вставайте. Я сама найду дорогу. А как насчет завтра? Скажем, в десять часов?

Он согласно кивнул, стараясь как можно меньше шевелиться, и, когда она ушла, посидел еще несколько минут, ощупывая спину. Убедившись, что все вроде бы цело, он поднялся и начал расхаживаться, хотя и с трудом. Список был составлен, теперь ему предстояло договориться с юристом. Он подошел к телефону, набрал номер Штигера. Ответила девушка-секретарь, говорившая по-английски нараспев, как все местные швейцарцы, учившие язык в школе.

— Прости-и-те, мистер Мори-и, герр Штигер сейчас в Мюнхене.

— Когда вернется?

— В субботу утром. Но если это ва-ажно, я ему позвоню.

Он задумался на секунду.

— Суббота подойдет. Запишите меня на одиннадцать.

— Очень хорошо, мистер Мори-и. Я лично сообщу герру Штигеру.

Положив трубку, он резко повернулся и тут же пожалел об этом, поморщившись от боли. Какая досада, что Штигер в отъезде; он хотел, чтобы все было сделано быстро, да, без проволочек. Его первоначальная уверенность, граничащая с экзальтацией, почему-то иссякла, он затосковал по Кэти: ему так не хватало прикосновения ее губ, милого одобрительного взгляда. Для того, кто привык радоваться собственному обществу, было довольно странно, что теперь ему не нравилось быть одному. Если бы только мадам фон Альтисхофер не умчалась так быстро… Какая она все-таки молодец, что помогла ему в трудную минуту. Мысль об обеде в одиночестве не добавила оптимизма, кроме того, он чувствовал, что должен лечь спать пораньше. Мори позвонил Артуро, велел приготовить поднос и доставить в кабинет, объяснил необходимость массажа, после чего, проходя между стопок завернутых книг, включил радио, чтобы послушать вечернюю трансляцию Би-би-си. В последнее время он был так занят делами, что вообще перестал следить за новостями. И вот теперь он опоздал, голос из приемника сказал:

— Это была последняя новость.

Досадливо крякнув, он выключил радио и отправился наверх, напоминая себе, что нужно принять витамины.

На следующее утро ровно в десять раздался звонок в дверь, и Артуро, с более загадочным выражением, чем обычно, провел мадам фон Альтисхофер в гостиную, где Мори сидел на диване перед открытой голландской горкой и задумчиво разглядывал коллекцию китайского фарфора.

Поздоровавшись с гостьей и попросив разрешения не вставать, он красноречиво махнул рукой.

— Роковая деспотия собственности. Все это придется упаковать. А ведь я приобретал каждую вещицу с большой радостью, сплошные подлинники, эпоха Канси, и никак не думал, что с ними в результате будет столько хлопот.

— Я все упакую, — спокойно ответила она. — Так что вам никаких хлопот не будет. Но для начала скажите, как ваша спина?

— Не хуже, надеюсь, хотя спал я плохо. А еще у меня появилась какая-то странная хромота.

— Хромота?

— На правую ногу.

— В таком случае вы должны немедленно этим заняться.

— Нет, — отмел он предложение. — Ничего серьезного. Потерплю еще денек — и все пройдет.

Развернувшись от горки, он поймал на себе ее взгляд, настолько встревоженный, что даже вздрогнул.

— Что-нибудь случилось, Фрида?

— Нет-нет, — быстро ответила она, вымученно улыбнувшись. — Я просто задумалась о вашем недомогании. Надеюсь, вы сумеете пойти на сегодняшний прием.

— Какой прием?

— Что значит «какой»? Естественно, у Леоноры.

— Впервые слышу.

— Уверена, что вы приглашены. Мы все идем, вся наша компания. Должно быть, произошла ошибка, что вас не поставили в известность. Значит, пойдете со мной, да?

Он прикусил губу, расстроившись, что о нем забыли в этот последний час, — видимо, для остальных он уже отрезанный ломоть.

— Я слишком занят. В любом случае прием с лекцией и был моей лебединой песней. Меня больше не интересует легкомысленная чепуха Леоноры.

— Мне очень жаль, мой друг. Я знаю, что для вас все здесь закончено и что вы должны войти в то общество, куда едете, если вообще возможно найти его среди тех… нецивилизованных людей.

— У меня будет Уилли и моя дорогая жена, — резко произнес он. — И моя работа будет заключаться в том, чтобы сделать людей цивилизованными.

— Ну конечно, вы будете очень счастливы, — согласилась она примирительным тоном. — И все же, трое — это так мало после того интересного общества, к которому вы привыкли. Но довольно, больше ни слова, у вас и без того хватает забот. Я должна закончить с книгами. В другой раз, скорее всего завтра, я займусь фарфором.

Что с ней такое, спросил он себя, когда она ушла в библиотеку. Вчера еще была такой веселой и оживленной, а сегодня ее желтые глаза затуманены едва скрытой меланхолией. Перемена в ее настроении и манерах была совершенно ему непонятна.

Приближался полдень, и Мори оторвался от стола, за которым занимался счетами, чтобы заглянуть в библиотеку — якобы интересуясь, как продвигается дело, но на самом деле из желания посмотреть, не улучшилось ли у нее настроение. Нет, не улучшилось, даже стало еще хуже.

— Вас что-то беспокоит, Фрида, — наконец не выдержал он, придя во второй раз.

Стоя на одном колене у нижней полки, она выпрямилась, но взгляд на него не подняла.

— Нет, ничего, ничего.

То, что она лукавит, было слишком очевидно. За обедом — она согласилась остаться и слегка перекусить, но исключительно, чтобы сэкономить время, — он попытался развеять мрак.

— Вы ничего не едите. Позвольте предложить вам салат?

— Нет, спасибо.

— Тогда еще кусочек заливного.

— Ничего не надо, прошу вас. У меня сегодня нет аппетита.

— Раз так, если вы больше ничего не хотите, давайте отдохнем на террасе. Солнце там хорошо припекает.

День выдался очень теплый, Вильгельм успел расчистить снег и выставить садовые стулья. Они уселись лицом к великолепной альпийской панораме.

— У вас здесь самый чудесный вид Швейцарии, — прошептала она. — Сможете любоваться им по крайней мере еще несколько дней.

Последовало молчание. Думая умилостивить ее, быть может, даже успокоить, он сказал:

— Надеюсь, вы понимаете, Фрида, что я всегда буду питать к вам высочайшее уважение.