Бернард Маламуд - Помощник

— Я же тебе сказал, Элен: я тебя люблю, — ты это знаешь.

— Но я тоже должна тебя любить. Иногда я думаю, что люблю, а иногда не уверена.

Он снова замолчал. Она отрешенно слушала музыку по радио.

— Фрэнк, не обижайся.

— Я устал от этого, — сказал он резко.

— Фрэнк, — продолжала Элен, — я сказала, что спала с кем-то другим, и, по правде говоря, мне жаль, что я это делала. Конечно, это доставило мне удовольствие, но потом я подумала, что дело того не стоило; только тогда, когда я соглашалась, я не знала, что буду такое думать, потому что я еще вообще не знала, чего хочу. Наверно, мне хотелось быть свободной, и я решила прийти к этому через секс. Но если не любишь, секс не приносит освобождения, и поэтому я дала себе слово, что не лягу в постель с мужчиной, которого не буду действительно любить. Я не хочу быть сама себе противна. Я не хочу поддаваться своим страстям, я хочу властвовать над собой, и ты тоже должен уметь владеть собой, если я тебя прошу. Я прошу это для того, чтобы когда-нибудь я могла тебя любить и не сдерживать себя.

— Ерунда какая-то, — сказал Фрэнк, — но, к его собственному удивлению, эти слова подействовали на него: он подумал, как прекрасно владеть собой, и ему захотелось, чтобы так было.

— Элен, — сказал он, — я не то хотел сказать.

— Знаю, — ответила она.

— Элен, — сказал он хрипло, — я хочу, чтобы ты знала, что я на самом деле очень хороший парень.

— Я так и думаю.

— Даже если я делаю что-нибудь плохое, я все равно хороший.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Они поцеловались, потом еще раз. Он подумал, что в жизни бывают вещи и похуже, чем ждать чего-то, от чего будет очень хорошо, когда ты это получишь.

Элен откинулась на кровати и задремала; она проснулась, когда вернулись Ник и Тесси и прошли к себе в спальню, обсуждая кинокартину, которую они только что смотрели. Это была картина о любви, и Тесси она очень понравилась. Когда они разделись и легли в постель, их двуспальная кровать заскрипела. Элен было не по себе из-за Фрэнка, но Фрэнк, казалось, вовсе не чувствовал неловкости. Ник и Тесси вскоре заснули. Элен прислушивалась к их тяжелому дыханию и думала, как ей спуститься на свой этаж, потому что если Ида не спит, она услышит шаги на лестнице. Но Фрэнк сказал, что он снесет ее на руках, а потом, через несколько минут, она поднимется наверх, как будто только что откуда-то пришла.

Она надела пальто, шляпку и боты, не забыла также зонтик. Фрэнк снес ее вниз по лестнице. Ида могла услышать на лестнице лишь его тяжелые шаги. Он поцеловал Элен на прощанье, пожелал ей спокойной ночи и пошел прогуляться под дождем, а вскоре Элен с шумом открыла дверь и поднялась к себе наверх.

После этого Ида заснула.

В дальнейшем Элен и Фрэнк снова встречались где-нибудь вне дома.

Однажды вечером, когда шел снег, входная дверь отворилась, и в лавку вошел сыщик Миногью; он толкал перед собою какого-то небритого верзилу в наручниках, лет двадцати семи, с усталыми глазами, без шляпы, в выцветшем зеленом плаще и хлопчатобумажных брюках. Войдя в лавку, тот поднял свои скованные руки и смахнул с мокрых волос снег.

— Где Моррис? — спросил Миногью у Фрэнка.

— В задней комнате.

— Проходи, — сказал Миногью верзиле в наручниках.

Они вошли в заднюю комнату. Моррис, сидя на кушетке, втихомолку курил. Он быстро выбросил окурок в мусорное ведро.

— Моррис, — сказал Миногью, — мне кажется, я поймал того субчика, который стукнул тебя по голове.

Лицо бакалейщика побелело, как мел. Он взглянул на верзилу, не вставая с кушетки.

— Я не знаю, он ли это, — пробормотал Моррис. — У него лицо было закрыто платком.

— Этот сукин сын — рослый малый, — сказал Миногью. — Тот, который тебя стукнул, тоже был высокий, правда?

— Нет, — сказал Моррис, — он был плечистый. Высокий был другой.

Фрэнк стоял в дверях, наблюдая за происходящим.

Мистер Миногью повернулся к нему:

— А это кто такой?

— Мой помощник, — сказал Моррис.

Сыщик расстегнул пальто и вынул из кармана чистый платок.

— Будьте любезны, — сказал он Фрэнку, — повяжите ему Я 1это на рожу.

— Мне что-то не хочется, — сказал Фрэнк.

— Уж будьте любезны! А то меня он может стукнуть наручниками.

Как это ни претило Фрэнку, он взял платок и обвязал им лицо верзилы, который стоял спокойно и даже не шелохнулся.

— Ну, как, Моррис, похож?

— Гм! Не могу сказать, — выдавил из себя Моррис и вынужден был снова опуститься на кушетку.

— Моррис, дать вам воды? — спросил Фрэнк.

— Не нужно.

— Не торопитесь, — сказал Миногью, — поглядите на него как следует.

— По-моему, это не он. Тот вел себя очень грубо. И голос у него был грубый, неприятный голос.

— А ну, скажи что-нибудь, сынок, — обратился Миногью i к верзиле.

— Этого я не грабил, — произнес тот безжизненным голосом.

— Ну, как, Моррис?

— Нет.

— Может, он больше похож на второго, на напарника?

— Нет, он совсем другой.

— Почему вы так уверены, Моррис?

— Так тот напарник был очень нервный. И ростом он был выше. У этого вон маленькие руки, а у того напарника руки были большие, крупные.

— Вы уверены? Этого парня мы взяли вчера с поличным. Он грабил бакалейную лавку; с ним был еще один субчик, но тот успел удрать.

Миногью снял с лица верзилы платок.

— Я его не знаю, — решительно сказал Моррис.

Мистер Миногью сложил платок и спрятал в карман. Затем он снял очки, положил их в кожаный очешник.

— Кажется, Моррис, я уже вас однажды спрашивал про моего сына, Уорда. После этого вы так его и не видели?

— Нет, — ответил бакалейщик.

Фрэнк подошел к раковине, набрал стакан воды и прополоскал рот.

— А вы — может быть, вы его знаете? — спросил сыщик Фрэнка.

— Нет.

— Ну, ладно, — сказал Миногью, застегивая пальто. — Кстати, Моррис, вы так и не обнаружили, кто тогда таскал у вас молоко?

— Больше никто ничего не таскает, — сказал Моррис.

— Пошли, сынок, — сказал сыщик верзиле.

Фрэнк наблюдал через окно, как они влезли в полицейскую машину, и ему стало жаль парня.

«Что, если бы меня сейчас так арестовали? — подумал он. — А ведь сейчас я — совсем не тот человек, что был тогда».

Моррис, вспомнив о пропаже молочных бутылок, виновато взглянул на Фрэнка.

Фрэнк посмотрел на свои большие руки и пошел в туалет.

Лежа после ужина на кровати и думая о своей жизни Фрэнк услышал, что кто-то поднимается по лестнице, затем раздался стук в его дверь. Он так и обмер от страха, но заставил себя встать и открыть дверь. На пороге, улыбаясь из-под своей дурацкой бесформенной шляпы, стоял Уорд Миногью. Он был тощ, бледен — краше в гроб кладут.

Фрэнк впустил Уорда и включил радио. Уорд сел на кровать; его ботинки были в снегу, и с них капало.