Ливиу Ребряну - Восстание

Когда накануне он отправил из Костешти телеграмму Гогу Ионеску, извещая его о смерти Надины, он еще не думал о похоронах, как, впрочем, не думал ни о чем конкретно… Лишь вечером, увидев покойников своими глазами, Григоре сообразил, что Гогу и Еуджения тоже должны бы приехать на похороны Надины и что, следовательно, придется их подождать. Утром, однако, при виде возка с гробом, за которым плелся священник из Леспези, Григоре подумал, что Гогу не отважится приехать сейчас в деревню, даже на похороны родной сестры, а кроме того, теперь, когда деревни еще корчатся в муках, пробуждаясь от безумия, а над развалинами и человеческими душами все еще клубится дым пожарищ, не время для пышных похорон. Именно в эту минуту он решил устроить немедля скромные, под стать обстоятельствам, похороны, отложив главную церемонию на более поздние времена, когда все действительно уляжется и успокоится. Приняв решение, он почувствовал, что освободился от растерянности и какой-то болезненной беспомощности, которая словно погружала его в нереальный, призрачный мир.

— Так вот, Леонте, после обеда мы их похороним…

Хладнокровно, словно речь шла о чем-то самом обычном, Григоре отдал приказчику точные и подробные распоряжения. Уже несколько поколений семьи Юги были похоронены около церкви в Амаре. Последний склеп соорудил Мирон Юга. Там уже несколько лет покоилась его жена. Вместительный, сводчатый склеп, построенный из камня, предназначался и для него, когда пробьет его смертный час. Туда же можно будет, хотя бы временно, поместить и гроб с телом Надины. Так как старый священник Никодим погиб, заупокойную отслужит священник из Леспези, тот, что сопровождал похоронные дроги Надины. Хватит его одного…

Отпевали покойников во дворе. Весело сияло весеннее солнце. Деревья буквально на глазах покрывались почками. Гробы были установлены на двух возах, запряженных каждый четырьмя волами. Высившаяся позади старая усадьба с выбитыми стеклами казалась стариком, выплакавшим глаза. Впереди, за рядом тополей, вырисовывались почерневшие от дыма стены и обгоревшие балки новой усадьбы, словно специально подготовленная траурная декорация. Безусый священник в новом одеянии, с реденькой взъерошенной бороденкой, читал и распевал заупокойные молитвы, то и дело возводя очи горе, к голубому небу, откуда, казалось, прислушивались к отпеванию белые облачка, похожие на вереницы ангелов. Слабый, тоненький, но все-таки утешающий голос священника поднимался в воздух, как дымок ладана, растворяясь в скорбной тишине, завладевшей не только усадьбой, но и окрестностями. Ответы дьячка, машинальные и гнусавые, затухали где-то внизу, сливаясь с равнодушным и тихим сопением жующих волов, чьи длинные хвосты ритмично покачивались, отгоняя воображаемых мух.

Григоре Юга стоял у воза с гробом отца. Около него, как верный адъютант, находился Титу Херделя. По другую сторону, до самого забора, от которого уцелело всего несколько столбов, толпились слуги во главе с Исбэшеску, а уже за ними стояли батраки. Жена приказчика и стряпуха Профира рыдали, захлебываясь от слез, но причитали вполголоса, будто устыдившись сдержанности Григоре.

Его покрасневшие, мутные глаза охватывали одним взглядом оба гроба. Они были одинакового размера, сколоченные из дерева одной и той же породы, словно их заказали давно. Душой молодого Юги овладело чувство смиренного покоя. И это несмотря на то, что в мозгу молниями проносились мысли, непрерывно сталкиваясь и прогоняя друг друга, не вырисовываясь четко, будто бессмысленные обрывки, уносимые случайным ветром, а сердце тяжко ныло, как открытая рана, причиняющая неосознанную, но незатихающую боль.

Григоре даже не заметил, как закончилось отпевание и все тронулись к кладбищу. Лишь выйдя на улицу, он шепотом сказал Титу:

— Может быть, следовало известить Балоляну… Не знаю! Но теперь уж…

Он шел за вторым возом с гробом отца. Слышал чуть позади шаги остальных и усилившиеся рыдания женщин. Перед первым возом поблескивало одеяние священника, затем, откуда-то издалека, Григоре услышал его голос.

Увидев толпу перед примэрией, он удивился. Титу коротко рассказал ему, что там происходит. Вопли и стоны подтвердили, что следствие продолжается так же рьяно. Когда похоронная процессия приблизилась, со двора, заполненного крестьянами, вышел префект Балоляну в сопровождении главного прокурора Греческу, майора Тэнэсеску и жандармского капитана Корбуляну. Капитан Лаке Грэдинару тоже хотел присоединиться к процессии, тем более что был лично знаком с Мироном Югой и несколько раз гостил у него, но ему пришлось остаться в примэрии для продолжения следствия и допроса бунтовщиков.

— Прости меня и всех нас, дорогой Григорицэ, но мы ничего не знали, а то бросили бы здесь все и пришли отдать последний долг твоему высокочтимому родителю! — пробормотал с опечаленным видом Балоляну, пожимая руку Григоре и долго не выпуская ее.

Остальные, тоже придав лицам грустное выражение, по очереди пожали Григоре руку, стараясь показать красноречивыми соболезнующими взглядами, что не находят достойных слов для проявления своей скорби.

Григоре собрался, в свою очередь, попросить у Балоляну прощения за то, что вовремя не известил его. Он уже открыл было рот, но увидел, что тот поспешно вытаскивает платочек и вытирает глаза, словно пытаясь сдержать слезы. Этот жест выглядел до того фальшивым, что Григоре передумал, ничего не ответил и только ускорил шаг, так как за эти несколько секунд воз ушел дальше.

Вскоре похоронная процессия вошла во двор церкви. После короткой молитвы священника гробы по очереди опустили в раскрытую могилу, возле которой стояли три батрака, присланные приказчиком Бумбу, чтобы осторожно приподнять могильную плиту и затем положить ее на место. Гробы были тяжелые, и трем батракам пришли на помощь другие слуги. Перекрывая невнятное бормотание дьячка, священник несколько раз провозгласил «Вечную память», а затем неожиданно замолчал, подобострастно поклонившись Григоре Юге, который неподвижно замер, глядя прямо перед собой отсутствующим взглядом. По знаку приказчика батраки принялись укладывать могильную плиту на место. Балоляну и остальные снова выразили Григоре свое соболезнование, которое тот выслушал молча, лишь слегка кивнув им в знак благодарности. Но он ясно расслышал слова, сказанные затем майором Тэнэсеску жандармскому капитану:

— Раз уж мы здесь да и священник под рукой, пойдите, голубчик, и похороните мужиков на деревенском кладбище, уж не знаю, где оно, поп должен знать. Найдете там старосту. Очень вас прошу, милейший, проверните это дело, чтобы избавиться от формальностей!.. Но только быстро, без всяких проволочек и церемоний. И так слишком хорошо для разбойников!.. Да, кстати, не забудьте и о тех, которых только что расстреляли в примэрии.