Ливиу Ребряну - Восстание

— Очень уж изменились крестьяне, барин. Умными стали, даже чересчур умными. Впрочем, в нынешние времена все стали больно умными, потому-то жизнь и идет все хуже и хуже. А мужик, раз уж он поумнел, требует одного — земли и еще раз земли, и знать не хочет, возможно это или нет! Требует, и дело с концом!

Решив, что страсти чуть улеглись, Титу воспользовался подходящей минутой и мягко заметил:

— Крестьяне повсюду одинаковы. У нас, в Трансильвании, они тоже из кожи вон лезут, чтобы заполучить землю. Им всегда мало. Но ведь это неплохо. Пока они будут так страстно любить землю, никто не сможет ее у них отнять…

Мирон Юга посмотрел на него так пристально и насмешливо, что молодой человек осекся и сконфуженно опустил глаза, хотя и не понял, чем он вызвал столь явное недовольство.

Стараясь сделать приятное барину, арендатор поспешил возразить:

— У вас там совсем иное положение, господин… — Козма не разобрал фамилии Титу и пробормотал что-то нечленораздельное. — В Трансильвании землю надо отобрать у чужеземцев, которые отнимали ее у вас сотни лет, а здесь-то ведь земля боярская, она переходит из поколения в поколение, от дедов и прадедов, и именно бояре ее сохранили и защитили от всех напастей и бед…

— Не беспокойтесь, скоро и у нас тут будет точно так, как по ту сторону Карпат! — презрительно вмешался Григоре. — Уже сегодня больше половины барских поместий находится в руках всяких пришлых чужаков, которым любовь к земле и не снилась. Что будет завтра — одному богу известно, но, сдается мне, стране пошло бы только на пользу, если бы поместья перешли в руки крестьян, так как чужакам труднее будет отобрать у них землю, чем у нас. Этому помешает хотя бы то, что крестьян так много.

Старик посмотрел на сына столь же насмешливо, как только что на Титу, но снова промолчал. Ему представлялось очевидным, что Григоре городит несусветную чушь, и он только диву давался, как такой неглупый человек сам этого не понимает.

Буруянэ, однако, почувствовал себя лично задетым и негодующе возразил, сохраняя, однако, тот же льстивый тон:

— Грех так говорить, господин Григорицэ, ей-богу, грех! Вы, может, шутите, а ведь это обязательно сбудется, вот вам крест! У крестьян одно на уме — завладеть барскими поместьями, и увидите, точно так оно и произойдет! Разве вы не замечали, что, где бы ни продавалось поместье, крестьяне тут же набрасываются, покупают его и делят между собой? Вот даже у нас, я все собирался вам сказать, барин, ходят слухи, что крестьяне ладят купить поместье барыни Надины.

Мирон Юга быстро поднял голову и удивленно спросил:

— Как так купить?.. Чтобы купить поместье, оно должно сперва продаваться.

— Они говорят, что продается.

— Слышишь, Григорицэ? — невесело усмехнулся старик.

— Слышу, — пожал плечами Григоре.

— Мне кажется, — многозначительно продолжал арендатор, — что этот слух распустил Платамону. Я случайно слыхал, будто грек тоже зарится на это поместье, вот мужики и решили — зачем поместье отдавать греку, лучше мы его себе заберем…

— Откуда взялись такие слухи, Григорицэ? — раздраженно спросил Мирон Юга. — Вокруг поместья твоей жены рыщут покупатели, а ты знать ничего не знаешь! Все-таки, видно, какое-то основание у людей есть, не сошли же все с ума!

— Ваша правда, барин, — вновь вмешался Буруянэ. — Говорят, то есть это крестьяне говорят, будто сама барыня предупредила Платамону, что не продлит ему больше срока аренды, сколько бы он ей ни заплатил, хоть вдвое больше, чем теперь, так как твердо решила продать поместье и избавиться от всей этой мороки с арендой, мужиками и всем прочим… Вот какие дела, барин.

Старого Югу эта новость взволновала еще больше, чем история с кражей кукурузы. Он попытался выведать у арендатора что-нибудь еще. Но Буруянэ не знал никаких подробностей. Юга глубоко задумался и замолчал. Слуга позвал всех к ужину. Буруянэ встал, собираясь уйти, и недоуменно спросил:

— Вы меня вызывали, барин, хотели что-то сказать, а я вас совсем заговорил своими бедами, вы уж меня простите, пожалуйста…

Мирон попытался вспомнить, для чего он вызывал Буруянэ, но не сумел, и это еще больше его рассердило. Тогда он решил найти хоть какой-нибудь вежливый предлог, чтобы спровадить арендатора, но ничего не придумал и мрачно пробормотал, не глядя ему в глаза:

— Ладно, поговорим в другой раз, теперь ты меня и так достаточно расстроил… Ступай с богом!

Титу Херделя почувствовал себя действительно хорошо лишь после ужина, когда остался один в отведенной ему комнате.

Провожая гостя, Григоре уговаривал его не принимать близко к сердцу слова отца. Старик всегда очень своенравен в суждениях и поступках, но душа у него чудесная… Сейчас Титу готов был этому поверить, но за столом он сидел как на иголках и кусок не лез ему в горло, потому что Мирон Юга был мрачнее тучи, в его сторону даже не смотрел, а сына непрерывно донимал всевозможными мелкими придирками.

Комната, отведенная Титу, находилась на втором этаже нового здания. Одно окошко выходило во двор усадьбы, второе — в парк. Проводив гостя, Григоре вернулся к отцу, в старую усадьбу, где они ужинали. Впрочем, он почти все время проводил здесь, а в новом здании ночевал, лишь когда наезжали гости, чтобы им не было скучно в пустом доме… Сейчас он показал Титу и кокетливую угловую спальню, в которой царила фотография Надины.

Титу прошелся несколько раз по комнате, подумал, что Григоре, возможно, вернется, чтобы еще поболтать, но вспомнил, что тот пожелал ему доброй ночи, и, стало быть, он может свободно располагать собою до завтрашнего утра. В печке убаюкивающе гудел огонь. Было еще не поздно, но Титу решил, что лучше всего сразу же лечь и как следует отдохнуть.

На другой день он встал раньше, чем обычно в Бухаресте, но, разумеется, значительно позднее хозяев. До обеда он бесцельно слонялся по усадьбе. Григоре был занят — проверял какие-то расчеты с бухгалтером поместья Исбэшеску, и Титу чувствовал себя неприкаянным, не зная, куда себя деть. Приказчик Леонте Бумбу, высокий, худощавый и расторопный, с энергичными повадками сержанта сверхсрочной службы, походил с ним по двору, показал конюшню и большой запертый сарай, переоборудованный под гараж для автомобиля Надины, — машина стоит там, когда барыня сюда приезжает. Но по всему было видно, что у Бумбу есть другие дела, поважнее, как, впрочем, и у всех остальных обитателей усадьбы. Титу подумал было, что разумнее побродить по деревне, чем околачиваться во дворе и всем мешать, но тут же испугался, не покажется ли это бестактным его хозяевам.

За обедом Григоре, извинившись, сам предложил ему свободно располагать собой: сегодня он по уши занят хозяйственными хлопотами, а с завтрашнего дня будет полностью в распоряжении гостя.