Ливиу Ребряну - Восстание

— Я, Петрикэ, с тобой останусь! — с воодушевлением воскликнул Илие Кырлан.

— Так у этих-то других дел нету, — уточнил Матей Дулману, указывая на крестьян, которые поджидали вместе с ним.

— Верно! — одобрил Петре. Только негоже нам попусту тратить время на болтовню, как бы нас другие не обогнали.

Надина, насколько оказалось возможным, перестроила спальню в усадьбе по своему вкусу. Гогу и Еуджения довольствовались в своем деревенском поместье весьма относительным комфортом и заботились не столько о красоте, сколько об удобствах. Надина же не желала отказываться от своих привычных эстетических требований даже во время поездок, в гостиничных номерах, где ей предстояло провести одну или две ночи. Массивная, монументальная двуспальная кровать, которой Гогу очень гордился, утверждая, что отдыхает на ней, как у материнской груди, производила на Надину удручающее впечатление своей чудовищной непропорциональностью и безвкусием. Ей казалось, что в мягких недрах этой постели она неминуемо задохнется. В том углу комнаты, что граничил с вестибюлем, рядом с большим окном, забранным железной решеткой и выходившим на цветник, для Надины поставили широкий диван, на котором она прекрасно выспалась в первую ночь после утомительной поездки. Но во вторую ночь она никак не могла уснуть, хотя и мечтала об этом, надеясь забыться и избавиться от гнетущего, неотвязного страха, овладевшего всем ее существом. Ей непрерывно слышались чьи-то шаги то в саду, то в других комнатах, казалось, будто кто-то стучит в окно, а чья-то рука нажимает на дверную ручку в вестибюле…

Стоило ей только погрузиться в дремоту, когда мысли начинают путаться и расплываться, как новый, причудливый шум заставлял ее вздрагивать и прогонял сон. Она уснула по-настоящему лишь к утру, после того как услышала перекличку петухов, возвещавших приближение рассвета. Кукареканье петуха, заоравшего в саду, под окном, разбудило ее, не дав досмотреть чудесный сон, который она не могла даже вспомнить и только испытывала какое-то приятное ощущение и в то же время сожаление, что не сумела прочувствовать его до конца. Еще не сообразив, где она находится, Надина, не открывая глаз, попыталась опять уснуть, чтобы досмотреть сон или хотя бы вспомнить его. Но вместо этого в сознании пробудился и сразу вернул ее к действительности тот омерзительный страх, с которым она боролась всю ночь.

Она не осмеливалась открыть глаза, будто чувствовала себя в большей безопасности, когда ничего не видела. Вокруг царила полная тишина. Сперва Надина услышала естественное и обычно неощутимое вибрирование собственных слуховых нервов, как непрерывное легкое гудение, затем ритмичное биение сердца в груди, а после какого-то промежутка времени, показавшегося ей бесконечно долгим, в барабанные перепонки неожиданно грубо и резко ударило возмущенное кудахтанье курицы в саду, до того отчетливое, словно окошко было распахнуто настежь. Неожиданный шум заставил сердце на секунду судорожно сжаться, но как только Надина поняла, что он означает, страх ее прошел, и она почувствовала себя в безопасности. Она протянула руку к столику, на который положила свои золотые часики.

— Восемь! — вздохнула она, взглянув на циферблат. — Ох, как я устала! Даже подниматься не хочется!.. И все-таки я должна ехать! Я и так задержалась!.. Могла бы уже быть в дороге, если бы… Если Рудольф готов, я через полчаса буду в машине… Но куда запропастилась эта девчонка?

Она певуче позвала:

— Иляна!.. Иленуца!.. Где ты, Иленуца?.. Иляна!..

Через несколько мгновений в приоткрытую дверь вестибюля осторожно просунулась голова служанки, словно та не была уверена, действительно ли она услыхала голос барыни.

— Да войди, девочка!.. Проснулась? — спросила Надина, блаженно потягиваясь под одеялом и нежась, как котенок в тепле. — Рудольф уже вывел машину?

У хорошенькой, опрятной Иляны всегда играла на губах веселая улыбка, которая до того нравилась Надине, что как-то она даже спросила ее, не хочет ли та поехать с ней в Бухарест. Теперь, однако, улыбка Иляны казалась испуганной.

— Что, Иленуца, тебя снова бранила мама? — спросила Надина, заметив это. — Ладно, хватит хмуриться, тебе это не к лицу.

— Ой, барыня, беда-то какая… — пыталась ответить Иляна, но расплакалась, не в силах продолжать.

Лишь с трудом, всхлипывая и глотая слезы, она рассказала о том, что стряслось с шофером, и о пожаре в Руджиноасе. Надина, будто не расслышав, не сразу поняла истинный смысл ее слов и спросила:

— Хорошо, хорошо, но машина готова? Ведь я обязательно должна уехать…

Тут же осознав, что произошло, она ощутила такой ужас, что неподвижно застыла в постели, натянув одеяло до подбородка и уставившись на Иляну широко раскрытыми, остекленевшими глазами. Только немного спустя она пролепетала чужим, прерывающимся, слабым голосом:

— Что же мне делать, Иленуца?.. Теперь ведь и меня убьют, теперь и меня…

Девушка любила барыню и сейчас, увидев, как та напугана, от души пожалела ее. Она собралась с духом и бойко затараторила, объясняя, что отец уже давно поехал в Глигану, чтобы доложить о случившемся тамошним господам, а те, конечно, приедут в лучшей карете и заберут барыню с собой, так что она может быть спокойна, незачем ей терзаться. А кроме того, здесь народ смирный и ничего дурного ей не сделает.

Надина слушала девушку, не понимая толком, что та говорит, но ее голос действовал на нее успокаивающе и врачевал раны, нанесенные страхом. Она рывком отбросила в сторону одеяло и поспешно приказала:

— Раз так, я тотчас же оденусь, чтоб к их приезду быть уже готовой. Подай мне быстренько, девочка, халат, а потом…

Она села на край дивана, всунула ноги в мягкие комнатные туфли, встала и сбросила с себя ночную рубашку. Дома, у себя в спальне, ей нравилось ходить обнаженной между зеркалами, отражавшими мягкие линии ее тела и подтверждавшими ее уверенность в собственной красоте. Но теперь она и не думала восхищаться собой, делала все машинально, и, хотя в комнате было тепло, ее била дрожь.

— Скорее, Иленуца, скорее, мне холодно, — пробормотала Надина, зябко прикрывая грудь скрещенными руками.

— Ой, барыня, какая ж вы красивая! — в восторге воскликнула Иленуца, которая принесла халат и увидела хозяйку.

Надина невольно улыбнулась. Восхищение окружающих всегда доставляло ей удовольствие… Девушка набросила на плечи хозяйки халатик из белого, мягкого шелка. Надина стала вдевать руки в широкие рукава, и тут во дворе послышался шум голосов.

— Наверно, господа приехали, барыня дорогая! — радостно воскликнула Иляна.

— Пойди взгляни, девочка! — прошептала Надина пересохшим от волнения голосом. — И сразу же возвращайся ко мне!