Олег Михайлов - Куприн

Если осторожно соскоблить иронический налёт, нанесённый нашим милым рассказчиком, — говорил он жене, — обнаружится безнадёжная, трогательная и самоотверженная любовь, на которую способны очень немногие. Женщины не всегда в силах оценить такое святое чувство…

Он помолчал, прислушиваясь к чему-то своему, потаённому, потом тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли:

— Ты знаешь, Машенька, сейчас все новые впечатления у меня не отстоялись. Я свернул их, как ленты «кодака», и уложил в своей памяти. Там они могут пролежать долго, прежде чем я найду для них подходящее место и разверну их. Когда проходит время, глубже чувствуешь и оцениваешь прошедшее — людей, встречи, события. Но мне кажется, Жолтиков будет моим героем. Я подниму его образ, его бедную жизнь, которая, возможно, оборвётся — оборвётся трагически. Я даже хотел бы облагородить тот дутый аляповатый браслет, который он прислал Людмиле Ивановне. Пусть это будет гранатовый браслет, подаренный мной тебе? Ты не рассердишься, Машенька, нет?

Куприн нашёл в муфте маленькую горячую ручку жены и смущённо добавил:

— В юности, ещё юнкером, нечто подобное испытал я сам… Я долго хранил у себя случайно оброненный при выходе из театра носовой платок незнакомой мне женщины…

Рано утром 24 февраля 1902 года Александра Аркадьевна Давыдова скончалась от паралича сердца.

Хоронил издательницу «Мира божьего» весь литературный Петербург. На многолюдных поминках к Куприну подошёл с незнакомцем Богданович, у которого глаза были красны и припухли от слёз.

— Познакомьтесь, — сказал он и представил их друг другу: — Александр Иванович Куприн — Фёдор Дмитриевич Батюшков [24] Фёдор Дмитриевич Батюшков (1857—1920), литературный и театральный критик, историк литературы, журналист, общественный деятель. Из старинного дворянского рода, внучатый племянник К. Н. Батюшкова. Учился в Петербургском университете, сначала на физико-математическом, а потом на историко-филологическом факультете. В студенческие годы часто посещал дом редактора А. Н. Бекетова (деда Ал. Блока), сватался к его дочерям, но получил отказ и так и остался холостяком. Читал курсы романских литератур в университете; был направлен от университета за границу. В 1899 г. ушёл из университета, преимущественно занимался литературной и театральной критикой. Сотрудничал в журналах «Северный вестник», «Вестник Европы», «Мир Божий» и др. В июне 1902 г. при содействии Короленко стал официальным редактором «Мира Божьего». Там произошло его сближение с Куприным, положившее начало их многолетней дружбе и переписке. …

Перед Куприным стоял высокий худощавый сорокапятилетний мужчина, со строгим сухим длинным лицом в небольшой каштановой бороде и добрым взглядом спокойных серых глаз. Куприн уже знал о Батюшкове, что это профессор, историк западной литературы, потомок старинного знатного рода, внучатый племянник известного поэта пушкинской поры. Он знал также, что именно Батюшкову члены редакции после кончины Давыдовой предложили быть руководителем журнала «Мир божий».

Заговорили о покойной, о её заслугах перед отечественной словесностью. Куприн сразу отметил про себя, что ни в словах Батюшкова, ни даже в его интонации не было той почти обязательной лицемерной, преувеличенной печали, которую почитали долгом выказать многие из присутствующих.

— Что ж, надо вести корабль дальше, — сказал он Батюшкову. — Капитанский мостик пуст, и вам, очевидно, придётся браться за штурвал…

— Я с большими колебаниями принял предложение редакции, — ответил тот. — Но кому-то приходится быть администратором. Вы знаете, Александр Иванович, в искусстве люди заурядные часто совершенно искренне сетуют на то, что организационная работа отвлекает их от творчества, не даёт возможности писать. Они хотят так объяснить себе собственное бесплодие. Могу сказать без всякого самоуничижения, что для творчества я не создан. И потому обязан посильными средствами работать там, где принесу наибольшую пользу…

— Но у вас есть то, что так редко встретишь в литературе, — живо возразил Куприн. — Культура, огромные знания!

— Пусть так, — согласился Батюшков, — но мы, книжники, живём жизнью вторичной. Что с того, что я могу сейчас процитировать латинскую мудрость, кельтский эпос или французских парнасцев? Это всё чужой, заёмный опыт. У нас нет чувства первородства, которое отличает художника истинного, нет того божественного огня, который горит в вашей душе… Я ведь давно слежу за вами, Александр Иванович, за вашим добрым, стихийным даром…

Всё это было сказано просто, естественно и поразило Куприна именно искренностью, отсутствием рисовки. Он ещё не знал того, что Батюшков станет его самым задушевным, самым близким другом на протяжении всей почти двадцатилетней жизни в России.

осле кончины Давыдовой Куприны заняли в её большой квартире скромную комнату тётушки Марии — Бочечкаревой, которая уехала в Москву. Однажды вечером, после обычного трудового дня, занятого хлопотами в «Мире божьем», где он заведовал отделом прозы, Куприн сказал жене:

— Слушай меня внимательно, Машенька. Думай только о том, что я говорю, и, пожалуйста, смотри только на меня, а не по сторонам…

Он крепко потёр несколько раз руками голову.

— Скажу тебе то, чего никому ещё не говорил… Даже Бунину… Я задумал большую вещь — роман. Главное действующее лицо — это я сам. Но писать я буду не от первого лица, такая форма стесняет и часто бывает скучна. Я должен освободиться от груза впечатлений, накопленного годами военной службы. Я назову этот роман «Поединок», потому что это будет поединок мой — поединок с царской армией. Она калечит душу, подавляет лучшие порывы в человеке, его ум и волю, унижает достоинство… Я ненавижу годы моего детства и юности, годы кадетского корпуса, юнкерского училища и службы в полку. Обо всём, что я испытал и увидел, я должен написать. И своим романом я вызову на поединок царскую армию. Наверное, единственный ответ, какого удостоится мой вызов, будет запрещение «Поединка». А всё-таки я напишу его!..

Куприн молча начал ходить по комнате. Молчала и Мария, боясь нарушить ход его мысли.

— Как тебе кажется, Машенька? — наконец спросил он. — Это будет крепко закручено… Ты не боишься за меня?

— Я верю в тебя, — тихо, но твёрдо ответила Мария.