Синклер Льюис - Том 1. Главная улица

И она поспешила вперед.

Стюарт не интересовал ее. У него не было красивой белой шеи, и он никогда не вращался в среде знаменитых реформаторов. Ей вдруг захотелось жить где-нибудь в предместье, в келье, как монахини — только чтобы не надо было носить черную рясу, — быть доброй, читать Бернарда Шоу и усиленно просвещать целую армию благодарных бедняков.

Дополнительное чтение социологической литературы натолкнуло ее на книгу об улучшении жизни в небольших городах — о зеленых насаждениях, о любительских спектаклях и клубах для девушек. В книге были фотографии газонов и садовых изгородей во Франции, Новой Англии, Пенсильвании. Она взялась за эту книгу небрежно, с легким зевком, который с изяществом кошечки прикрыла кончиками пальцев.

Но вот она погрузилась в чтение, усевшись под окном, подобрав стройные, в тонких чулках, ноги и подперев коленями подбородок. Читая, она поглаживала атласную подушечку. Ее окружало изобилие украшений, затоплявших каждую комнату Блоджет-колледжа. Обитый кретоном диванчик в оконной нише, фотографии студенток, гравюра Колизея, маленькая жаровня и десятки подушечек, вышитых, отделанных бисером, разрисованных. Совсем не к месту казалась здесь миниатюра «Танцующей вакханки» — единственный след пребывания в этой комнате самой Кэрол. Все остальное она унаследовала от прежних поколений учащихся.

Для нее этот трактат об улучшении жизни в городках был как бы частью окружающего ее мещанского быта. Но вдруг она перестала отвлекаться, целиком ушла в книгу и прочла ее до половины, прежде чем трехчасовой звонок позвал ее на урок английской истории.

Она вздохнула. «Вот и дело для меня после колледжа! Я примусь за какой-нибудь из этих городков в прериях и сделаю его прекрасным. Буду его вдохновительницей. Для этого, пожалуй, всего проще стать учительницей… но не такой учительницей, как они… Я не хочу тупой зубрежки… Почему на Лонг-Айленде все пригороды можно было превратить в сады? И почему ни одна душа не подумала о безобразных городишках, здесь, на Северо-Западе? Тут знают только молитвенные собрания да детские библиотеки. Я заставлю разбить в городе бульвар, построить изящные коттеджи и проложить красивую Главную улицу».

С торжествующим видом сидела она на уроке, представлявшем собой типичное для Блоджета состязание между скучным преподавателем и непослушными двадцатилетними детьми. Победителем выходил преподаватель, так как его противникам приходилось отвечать на вопросы, тогда как их коварные ловушки он всегда мог обойти встречным вопросом: «А вы справлялись об этом в библиотеке? Нет? Тогда, может, попробуете справиться?»

Преподаватель истории раньше был священником. В этот день он был настроен саркастически. Он обратился к Чарли Холмбергу, поглощенному интересной забавой:

— Ну, Чарльз, я, пожалуй, позволю себе прервать вашу несомненно увлекательную охоту за этой зловредной мухой и попрошу вас рассказать, что вы знаете о короле Иоанне!

Затем он в течение трех приятных для него минут убеждался в том, что никто из группы не помнит точной даты Великой хартии вольностей.

Кэрол не слушала его. Она заканчивала крышу над полукирпичным зданием городской ратуши. В городке нашелся один человек, не оценивший ее проекта извилистых улиц и аркад, но на заседании муниципального совета она разбила своего противника в пух и прах.

Кэрол плохо знала городки в прериях, хотя и родилась в Миннесоте. Ее отец, улыбающийся и небрежно одетый, ученый и насмешливо-ласковый человек, был родом из Массачусетса. Все годы ее детства он был судьей в Манкейто — городке, отнюдь не типичном для прерий; тенистыми улицами, живописным сочетанием белого и зеленого он напоминает скорее Новую Англию. Манкейто расположен между горами, и рекой Миннесотой, близ Тропы Сиу, где первые поселенцы заключали договоры с индейцами, а похитители скота во весь опор удирали от гнавшихся за ними конных отрядов.

Карабкаясь по крутому берегу этой темной реки, Кэрол жадно слушала ее сказки о широких просторах Запада — о желтой воде и белых бизоньих костях; о пристанях, о поющих неграх и высоких пальмах на Юге — там, далеко, куда из века в век таинственно катятся эти воды. Кэрол слышала тревожный колокол и тяжелое пыхтение высокотрубных речных пароходов, шестьдесят лет назад терпевших крушения на песчаных милях. На палубе она видела миссионеров, игроков в высоких цилиндрах и дакотских вождей, закутанных в красные одеяла… Слышала далекие ночные гудки за излучиной реки и всплески воды под гребными колесами, отдававшиеся в соснах по берегам, видела отсветы на черной струящейся воде…

Семья Кэрол жила замкнуто, но не скучно. Рождество было праздником с сюрпризами и подарками; оно отмечалось импровизированными веселыми и смешными переодеваниями. Звери в домашней мифологии Милфордов были не гнусными ночными чудовищами, которые выскакивают из шкафа и пожирают маленьких девочек, а доброжелательными быстроглазыми созданиями: это ручной «Теплячок», косматый и синий, он живет в ванной и быстро прибегает, если нужно согреть маленькие ножки; ржавая керосинка, которая мурлычет и знает всякие истории; «Поскокиш», готовый поиграть с детьми до завтрака, если они выпрыгнут из кроваток и закроют окно при первых звуках той песенки, что напевает отец, когда бреется.

Согласно педагогическим принципам судьи Милфорда, дети могли читать все, что им заблагорассудится, и в его библиотеке с коричневыми обоями Кэрол поглощала Бальзака и Рабле, Торо [7] Торо, Генри Дэвид (1817–1862) — американский писатель, автор знаменитой книги «Уолден или жизнь в лесу», один из первых критиков капитализма. Был в числе любимых авторов Льюиса. и Макса Мюллера. [8] Мюллер, Макс (1823–1900) — немецкий философ, языковед и историк религии. Буквы отец показывал им по корешкам энциклопедии. Случалось, вежливый гость осведомлялся, как подвигается умственное развитие «малюток», и бывал ошеломлен, когда дети с серьезнейшим видом начинали твердить: «А-Ант, Ант-Аус, Аус-Бис, Бис-Ван, Ван-Вас».

Мать Кэрол умерла, когда девочке было девять лет. Года через два отец отказался от судебной деятельности и переселился с семьей в Миннеаполис. Еще через два года умер и он. Старшая сестра Кэрол, суетливая, щедрая на советы, стала для нее чужой еще в то время, когда они жили под одной кровлей.

Свободе этих ранних грустных и веселых дней и независимости от родственников Кэрол была обязана своим постоянным стремлением отличаться-от торопливых, деловитых, пренебрегающих книгами людей. У нее выработалась привычка оставаться сторонним наблюдателем их суеты даже тогда, когда она сама принимала в ней участие. Но, избрав своим поприщем планировку городов, она с удовлетворением отметила, что сама готова теперь стать быстрой и деловитой.