Синклер Льюис - Том 2. Бэббит. Человек, который знал Кулиджа

Знаете, никак не возьму в толк, где это новое поколение, кого ни взять, подхватывает все эти жаргонные словечки. Вот только вчера моя дочь разговаривала со своим братом, с Робби — парнишке всего пятнадцать: на три года моложе сестры, но умен, как черт. Вот уж у кого есть напор…

И знаете -

Сам я никогда его на это не наводил, вы ведь понимаете. Видит бог, я могу дать ему все самое лучшее в нашей стране, во всяком случае, в разумных пределах, — я хочу сказать и комфорт и даже роскошь, лишь бы это шло ему на пользу. Я никогда не намекал, что невредно бы ему немного подработать на стороне. И вот приходит он как-то вечером — время было как раз обедать, — шапку гордо сдвинул набекрень, как Панч.

Я и говорю ему: «Что, Роберт Ливингстон —».

На самом-то деле его второе имя вовсе не Ливингстон, а Отто, но мы часто зовем его Роберт Ливингстон в шутку.

«Так что, Роберт Ливингстон, — говорю я ему, — кем это ты себя вообразил? Томасом Эдисоном, или Наполеоном, или еще кем? А может, Редом Гренджем? Присядьте, мистер Грендж, и разрешите повесить вашу шляпу».

Понимаете, это я в шутку.

Ну, он только посмотрел на меня -

По правде говоря, парнишка чертовски самонадеян, но до того хитер, что нет сил на него сердиться, ну прямо дьяволенок — такой же напористый, как я был в его годы. Стоит себе, руки в карманы, смотрит на меня, а потом -

Ну, как вы думаете, что он сделал? Пошел и включил ректофон.

Знаете, это граммофон новой конструкции: воспроизводит голос со всеми модуляциями, музыку — со всеми тонами. Это — новое изобретение, ученые долго не могли до него додуматься. А теперь оно есть, так что не пропадают все эти полутона, или обертоны, или как их там, — которые раньше пропадали. Это стоит куда дороже, чем старомодный граммофон, но я смотрю так: лучшая вещь в конце концов всегда обходится дешевле.

И вот Робби, эдакий стервец, включает ректофон и ставит какую-то песенку: «На фронте я, может, простой рядовой, но с дамами я генерал». Потом говорит: «Па, у тебя сын — прямо молоток. Я тут пошел и —»

Я уже говорил, что никогда не склонял его подработать немного после школы. Я-то совершенно уверен, что парню только на пользу, если он найдет себе какую-нибудь работенку, как там ни обеспечены его родители, и сам узнает, каково зарабатывать деньги; узнает, как это дьявольски трудно — подкрасться к старому мистеру Доллару и схватить его мертвой хваткой.

Похоже, нынешние юнцы, черт побери, думают, что их Папаша просто набит деньгами и ему не приходится потеть из-за каждого цента. Но я считал, что еще рано объяснять все это Робби, хотя, возможно, тут я ошибался — как говорится, раскаяние полезно для души.

Может, мне давно уже надо было вдолбить ему это в голову. У меня есть точные сведения насчет Рокфеллеров — уж можете положиться: один из моих лучших друзей знаком с человеком, который вхож к ним в дом, и он говорит, что Рокфеллеры, со всем своим золотом, учат детей, чтобы они так же дорожили деньгами, как любой из нас: они не хотят, чтоб их дети думали, будто монеты сами на тебя сыплются.

И этот джентльмен рассказал знаменательный эпизод, который разыгрался у него на глазах. Он был тогда у Рокфеллеров. Старый Джон Д. - в это время, может, половина денежных королей мира ждала, когда он их примет, — беседовал с молодым Джоном Д. так же просто и спокойно, как любой из нас. И старик сказал — я прекрасно запомнил его слова и повторил их Робби — он посмотрел на молодого Джона Д. и вероятно — я так представляю — положил ему руку на плечо и сказал: «Сын мой, береги каждый цент!»

Вот так, сэр!

Но все же -

Боюсь, я немного отклонился от разговора о Кулидже, и уж если я что ненавижу, так это привычку начинать об одном и перескакивать на другое. Помню, у нас как-то выступал в Кивани-клубе один сочинитель и — не знаю, может, этот парень и умел писать (хотя хотел бы я посмотреть, как он сядет и продиктует письмо клиенту, чтобы тот заплатил по счету и не расстроился) — как он пишет, не знаю, а говорил он — ей-богу, все время доставал правой рукой левое ухо! Вот что значит не иметь деловых навыков, а эти парни думают, они самые остроумные, других таких нет.

Как я уже говорил, ставит Робби эту песенку на ректофоне — вам, джентльмены, стоит испробовать этот инструмент, — смотрит на меня и выпаливает, «Ну, па, по субботам я буду работать в аптеке Забриски, — в месяц выходит шесть монет!»

Отлично, а? Я так считаю. А ведь ему всего пятнадцать.

Но вот я про что начал: меня из себя выводит, как этот малец и его сестра измываются над английским языком. Он как-то ее поддразнивал и так сказал о кавалере, в которого она врезалась: «Этот парень — просто лопух».

Но она сразу нашлась, что ответить: «Он такой же лопух, как воскресная школа — кабак».

Да, сэр, прямо жутко, как это новое поколение разделывается с королевским английским, которому нас с вами учили в добрых старых школах, где дело было поставлено основательно и поддерживалась дисциплина. А молодежь со своими дурацкими причудами просто губит язык. Я уж говорил вам, если спросить Сестру — так мы часто зовем мою дочь — о Кулидже, она бы наверняка сказала: это «не блеск».

Ну, если вам угодно смотреть на это так, дело ваше. Может, он и не произносит напыщенных речей, как некоторые политики. Но неужели кому-нибудь из вас, джентльмены, это надо?

Может, он и не распускает хвост, но знаете, что это за человек? На него можно положиться!

Да, сэр, Кэл — это президент для настоящих честных американцев, которые бога боятся, — вот как мы с вами.

Многие над ним посмеиваются, но сами-то они кто? Бьюсь об заклад, что не признают его только бродяги, взломщики, анархисты, все эти высоколобые и циники -

Помню, нам говорил как-то пастор: «Циник — это тот, кто насмехается, а насмешник готов сказать богу, что не одобряет творение божье!» Нет, сэр! Можно спорить, что Кулидж не популярен среди большевиков или этих пустоголовых рабочих, которые хотят, ничего не делая, получать пятнадцать монет в день! Еще бы! Его не любят кокаинисты, пьяницы и все те, кто против сухого закона.

Не то чтоб сам я никогда не пил. О сухом законе я скажу так:

Если законно избранные и полномочные представители американского народа приняли закон и внесли его в свод законов, — надо его проводить в жизнь. И никакой самогонки, и никакого укрывательства. Но это не значит, что надо быть фанатиком.

Хочешь, скажем, сварить дома пива, или в гостях тебя угощают джином, — какое тебе дело, откуда он взялся, — или, допустим, у тебя деловое свидание, и ты видишь, что партнер не заговорит, пока не промочит горло, а хорошего, надежного бутлеггера ты знаешь, и на него действительно можно положиться, — ну, тогда дело другое, почему бы, черт меня дери, этим не воспользоваться, конечно, если ты никому не подаешь дурного примера и не поощряешь нарушителей закона.