Синклер Льюис - Том 3. Эроусмит

Он вернулся к своим вечерним занятиям. От математики перешел к физической химии; постиг закон действия масс; стал относиться так же иронически, как Терри, к тому, что тот называл «будуарной политикой» Табза и Холаберда; много читал по-французски и по-немецки; по воскресеньям после обеда катался на байдарке по Гудзону; и вместе с Леорой и Терри ознаменовал веселым кутежом день, когда институт очистился от скверны, продав гордость Холаберда — центрифугу Глэдис.

Он подозревал, что доктор Табз, чью грудь украсил теперь орден Почетного легиона, не выставил его из института только благодаря вмешательству Готлиба. Но, возможно, Табз и Холаберд надеялись, что он опять набредет ненароком на сенсационное чудо, так как оба они вежливо разговаривали с ним за завтраком — вежливо, но с грустной укоризной и глубокомысленными замечаниями, что ученому следует пораньше публиковать свои открытия, а не тянуть волынку.

Прошло уже больше года с появления опередившей Мартина статьи Д'Эрелля, когда Табз явился в его лабораторию с новым предложением.

— Я много думал, Эроусмит, — сказал он.

Это было видно.

— Открытие Д'Эрелля не привлекло к себе того широкого интереса, какого я ожидал. Будь Д'Эрелль здесь, с нами, я позаботился бы, чтоб ему уделили должное внимание. В газетах почти ничего не было. Пожалуй, мы еще можем что-нибудь предпринять. Вы, как я понимаю, занимались это время тем, что доктор Готлиб назвал бы «фундаментальным исследованием». Теперь, я думаю, приспела пора дать фагу практическое лечебное применение. Я предложил бы вам поискать фаг к возбудителям воспаления легких, чумы, может быть брюшного тифа, и если опыты пойдут удачно, провести практическое испытание в сотрудничестве с больницами. Довольно заноситься и корпеть над деталями. Давайте действительно лечить людей!

Мартин был не совсем свободен от страха, что его уволят, если он ослушается. И он был тронут, когда Табз добавил:

— Эроусмит, я подозреваю, вам кажется иногда, что мне не хватает уважения к точной науке, когда я требую практических результатов. Но я… Что-то я не вижу тех высоких и плодотворных достижений, которые наш институт должен показать при наших возможностях. Я хотел бы, мой милый, пока я жив, сделать что-нибудь большое, что-нибудь ценное для страдающего человечества. Не могу ли я получить это от вас? Идите лечить чуму!

На этот раз мохнатая степенность Табза уступила место усталой улыбке.

В тот же день, скрывая от Готлиба, что забросил исследование сущности фага, Мартин приступил к борьбе с воспалением легких, чтобы потом пойти в атаку на Черную Смерть. Когда же Готлиб об этом узнал, он был поглощен собственными заботами.

Мартин впрыскиванием фага вылечивал кроликов от плевропневмонии и, накормив их фагом, пресекал распространение болезни. Он установил, что произведенный фагом иммунитет может стать заразен, как болезнь.

Он был доволен собой и надеялся порадовать Табза, но тот последние недели его не замечал. Директор носился с новой идеей: он затеял организовать Лигу Культурного Воздействия.

Он собирался нормировать и координировать все виды духовной деятельности в Америке путем создания центрального бюро, которое направляло бы, подхлестывало, слегка осаживало, но в общем поощряло бы химию и разрисовку тканей, экспедиции в Арктику и поэзию, изучение библии и животноводство, негритянские песни и коммерческую корреспонденцию. Он завязал отношения с дирижерами симфонических оркестров, директорами школ живописи, антрепренерами странствующих курсов «Шатоквы», либеральными губернаторами, бывшими священниками, которые пишут для газетных синдикатов философские эскизы, — словом, со всеми владельцами интеллектуальных богатств Америки — в частности, с одним миллионером по фамилии Минниген, который с недавнего времени занялся поднятием художественного уровня кинофильмов.

Табз носился по институту, приглашая научных работников вступить в Лигу Культурного Воздействия с ее соблазнительными комиссиями, заседаниями, банкетами. Большинство ворчало: «Очередное извержение Везувия», и забывало о затеях Табза, но один отставной майор каждый вечер ходил на заседания с очень серьезными дамами, которые являлись в изысканных туалетах, рыдали над «неисчислимой потерей духовных и нравственных лошадиных сил из-за отсутствия координации» и уезжали домой в лимузинах.

Поползли слухи. Доктор Билли Смит шепотом передавал, что, зайдя в кабинет к Табзу, он услышал, как Мак-Герк орет на директора: «Ваше дело — управлять моей лавочкой, а не работать на этого вора и жулика, на этого кинодьявола Пита Миннигена!»

Наутро, когда Мартин подходил к своей лаборатории, он заметил переполох, перешептывание, толкотню в коридорах и, не веря своим ушам, услышал:

— Табз подал в отставку!

— Не может быть!

— Говорят, он перешел в свою Лигу Культурного Воздействия. Минниген отвалил Лиге уйму денег, и Табз будет там получать вдвое больший оклад, чем здесь!

Тотчас все, кроме таких ревнителей науки, как Готлиб, Терри, Мартин и ассистент отдела биофизики, приостановили свою работу. Фракции заволновались, гудел благожелательный и обольстительный басок ученых, желавших занять освободившийся пост директора института.

Риплтон Холаберд, похожий на плотника биолог Йио, руководитель биофизического отдела, весельчак Гиллингам, Аарон Шолтейс — русский еврей, пришедший в лоно Высокой Епископальной церкви, — все они всем своим видом выражали скромное согласие. Они были любовно нежны с каждым, кого встречали в коридоре, как бы ни были резки еще недавно частные их разговоры. В добавление к ним нашлось немало профессоров и научных работников из других институтов, почитавших своим долгом приходить и совещаться с Россом Мак-Герком по каким-то неопределенным вопросам.

Терри сказал Мартину:

— Вероятно, Перл Робинс и ваш гарсон тоже готовятся в директора. Вот мой гарсон не готовится, да и то лишь потому, что я его только что ликвидировал. Я считаю самой желательной кандидатуру Перл. Она так долго была секретаршей Табза, что усвоила все его невежество в технике научных изысканий.

Самым елейным изо всех соискателей и самым жаждущим был Риплтон Холаберд. Теперь, когда кончилась война, он скучал по мундиру и власти. Он осаждал Мартина:

— Вы знаете, Мартин, как я верил всегда в ваше дарование, и я знаю, как верит в вас милый, старый Готлиб. Если бы вы убедили Готлиба поддержать меня, замолвить словечко Мак-Герку… Конечно, для меня принять директорство означает принести большую жертву, так как мне пришлось бы отказаться от чисто научной работы, но я готов на это пойти, так как я убежден, что управление должно быть возложено на человека с традициями. Табз меня поддерживает, и если бы так же повел себя и Готлиб, я позаботился бы, чтоб это оказалось к его выгоде. Я предоставил бы ему широкий простор!