Синклер Льюис - Том 4. Элмер Гентри

Элмер снова схватил Шэрон за руку и срывающимся от страха голосом крикнул:

— Бежим, ради бога! Медлить нельзя!

Безумие придало ей сверхъестественную силу. Она оттолкнула его так резко, что он отлетел в сторону и ударился коленом о скамью. Рассвирепев от боли, не помня себя от страха, он прорычал:

— Ах, так! Ну и черт с тобой! — и кинулся прочь, расталкивая оставшихся и истерически визжавших хористов. Оглянувшись назад, он увидел, что она уже совсем одна, высоко подняла в руках белый деревянный крест, стоявший у кафедры, и твердым шагом двинулась вперед — высокая белая фигура на фоне огненной завесы.

Хористы, которым не удалось пробраться к выходу, вспомнили или догадались о существовании маленькой задней двери, вспомнили о ней и Эделберт с Артом Николсом, и все они теперь устремились туда.

Дверь открывалась внутрь, только сейчас она не могла открыться, потому что человек двадцать несчастных напирали на нее с этой стороны. С ревом ужаса Элмер ворвался в самую гущу кучки людей, расшвырял их в стороны, сбил с ног девушку, стоявшую у него на пути, рывком распахнул дверь и выскочил последний и единственный. Больше никто не успел.

Он не помнил, как спрыгнул в воду, и пришел в себя уже в волнах прибоя, отчаянно стараясь выплыть к берегу, скованный холодом, скованный намокшим платьем. С большим трудом он ухитрился вытащить руки из рукавов сюртука.

Во внутреннем кармане лежал адрес Лили Андерсон, который она дала ему утром перед отъездом.

Ночное море, хоть и освещенное сейчас сверху пламенем пожара, уходило в бесконечную черную, слепую мглу. Волны вынесли Элмера к сваям, на которых стояла молельня, и он стал судорожно цепляться за замшелые, скользкие, точно змеи, столбы. Раковины врезались ему в ладони. Но он все же выбрался из-под нависшего над ним здания и, задыхаясь, поплыл к берегу, а море вокруг становилось кроваво-красным. В крови плыл он, в крови, холодной, как лед, бушующей и ревущей ему в уши.

Но вот колени его коснулись песка, он выполз на берег среди кричащих, растерзанных, вымокших людей. Многие бросились в море с террасы и все еще с жалобными воплями, выбиваясь из сил, боролись с прибоем. Их мокрые и безжизненные головы были отчетливо видны в свете пожара. От скинии остался уже лишь остов — клетка с беснующимся пламенем — и черные крохотные фигурки, все еще прыгающие с террасы в море.

Элмер вбежал по колено в воду и вытащил женщину, которая, впрочем, уже и так благополучно добралась до мелководья.

К тому времени, как на него налетели репортеры, он спас таким образом по меньшей мере человек тридцать — из тех, кто уже спасся собственными силами. Ему пришлось прервать свое занятие и отвечать на вопросы о причине пожара, стоимости здания, размерах страховой премии, о числе присутствовавших, а также количестве душ, возрожденных мисс Фолконер к духовной жизни за все время ее деятельности. Он не преминул отметить, что совсем уже было спас мисс Фолконер и Эделберта Шупа, но в этот момент обрушилась балка и раздавила их.

Сто одиннадцать человек погибли в ту ночь, и в их числе — все евангелисты, за исключением Элмера.

Не кто иной, как Элмер Гентри, отыскал на рассвете тело Шэрон, лежавшее на одной из балок пола. К трупу кое-где пристали лохмотья белого атласа; обугленная рука все еще сжимала обугленный крест.

На взгляд людей ненаблюдательных и заурядных миссис Эванс Риддл была просто кузнец в юбке, однако сама-то миссис Риддл и ее последователи знали, что она открывает новую эру, в которой навсегда будет покончено с болезнями, бедностью и безрассудством.

Она возглавляла организацию Победа Силы Мысли с штаб-квартирой в Нью-Йорке. Сам Лос-Анжелос не мог бы похвастаться более крупным и значительным центром удобоваримой философии и мармеладной этики. Она издавала журнальчик, изобилующий перлами такого рода, как «Мир — лишь дорога, на которой все мы не более, как случайные попутчики». По воскресеньям она устраивала утренние и вечерние службы в Зале Эвтерпы на Восемьдесят Седьмой стрит и в промежутках между минутами «молчаливого раздумья» храбро сражалась с необъяснимым. Она устраивала курсы и читала лекции на темы: «Сосредоточение», «Материальное благосостояние», «Любовь», «Метафизика», «Восточный мистицизм» и «Четвертое измерение».

В небольших кружках избранных она давала наставления о том, как удержать при себе мужа, понимать санскритскую философию, не имея понятия ни о санскрите, ни о философии, как похудеть, не отказывая себе в пирожных. Она лечила от всех болезней, упомянутых в медицинском словаре, равно как и от тех, которые там не упомянуты; а в частных консультациях — десять долларов за полчаса — разъясняла неаппетитным пожилым особам, как возбудить страсть в юном чемпионе по футболу.

У нее был свой штат сотрудников, в число которых входил и настоящий индусский факир — индус он, во всяком случае, действительно был настоящий, — но она искала себе первого помощника и заместителя.

В роли самостоятельного евангелиста-проповедника преподобный Элмер Гентри потерпел неудачу.

Он шумел и грозил не меньше, чем всякий другой уважающий себя евангелист; как водится, утверждал на достаточно многолюдных собраниях, что день страшного суда, по всей вероятности, наступит в течение суток, самое позднее — в шесть утра; рассказывал навязшую в зубах историю про умирающего пьяницу. И все же чего-то не хватало. Дело не клеилось. Рядом с ним всегда незримо присутствовала Шэрон, манила, звала, упрекала — и это было невыносимо. Порой он поклонялся ей, как тени умершего божества; неизменно по-человечески тосковал по ней, по ее причудам, вспышкам гнева, по ее заразительному смеху. На кафедре он чувствовал себя самозванцем, а в номере гостиницы до боли томился по звукам ее голоса.

И хуже всего — что от него всюду ждали рассказов о ее «мужественной гибели за дело господне». Его мутило от этих рассказов.

Миссис Эванс Риддл предложила ему поступить к ней.

Против жидкого молочка Новой Мысли Элмер не возражал. Но миссис Риддл после Шэрон — это уж было чересчур. Она регулярно брилась, насквозь пропахла сигарным дымом, но тем не менее испытывала умилительную потребность в теплой мужской ласке.

Элмеру надо было зарабатывать себе на жизнь, и он уже слишком пристрастился к сладкому яду красноречия, чтобы вернуться к роли коммивояжера. После беседы с миссис Риддл он пожал плечами и смирился. Он сказал, что для такого молодого человека, как он, миссис Риддл будет источником вдохновения, он держал ее за руку — потом вышел и помыл руки — и твердо решил, что раз ему придется жить в большом каменном особняке, служившем и штаб-квартирой организации Сила Мысли и жилищем самой миссис Риддл, то он просто всегда будет держать свою дверь запертой.