Синклер Льюис - Том 5. Энн Виккерс

Даже в тех случаях, когда, казалось бы, обнаруживается явное превосходство, когда мы видим, что в тюрьме А чище, что вентиляция в ней лучше и что телесные наказания там применяются реже, чем в тюрьме Б, то это еще вовсе не значит, будто она непременно окажется «лучше». Возможно, что в ней без конца прибегают к мелочным придиркам, которые бесят нормального, здорового взломщика и разрушают его психику гораздо больше, чем насекомые или порка. Известно, что даже те из нас, которые уверены, что они не принадлежат к «преступным типам» мистера Ломброзо, [121] Ломброзо, Чезаре (1836–1909) — итальянский ученый-криминалист, основоположник антропологической теории уголовного права. Считал, что биологические и физиологические факторы являются главными причинами преступности; исходя из психолого-физиологической характеристики человека, Ломброзо определял типы так называемых «прирожденных преступников», полностью игнорируя при этом социальные моменты. предпочитают провести каникулы в неряшливой хижине дровосека, нежели в уютной вилле какой-нибудь самодовольной и сварливой бабы. Что такое «хорошая тюрьма»? Хорошая для чего? Для чего угодно, лишь бы не нарушить душевный покой респектабельных личностей вроде нас с вами?

Тюрьма, даже самая лучшая, такая противоестественная форма изоляции от нормальной жизни, что она — подобно слишком любящим родителям, слишком ревностной вере и всем прочим благонамеренным способам насилия над личностью — всячески препятствует своим жертвам по выходе на свободу занять какое-либо естественное место в обществе. Наихудшая же тюрьма (а просто поразительно, до чего много тюрем можно отнести к числу наихудших в нашу эпоху нежной гуманности образца 1923 года) чуть ли не научно приспособлена для того, чтобы насильственно развивать каждую из тех антисоциальных тенденций, за которые мы, очевидно, и заключаем людей в тюрьмы. (Я говорю «очевидно», ибо на самом деле мы заключаем людей в тюрьмы лишь потому, что не знаем, как еще с ними можно поступить, и таким образом — все равно, полицейские ли мы, судьи или просто обыватели — прячем их от себя, тем самым доказывая, что мы, взрослые люди, в умственном отношении стоим ничуть не выше страусов.) Человек, который ненавидел своих хозяев, выходит из тюрьмы, возненавидев всех на свете. Человек, сексуально ненормальный, выходит из тюрьмы сексуальным маньяком. Человек, которому доставляла удовольствие драка с пьяными собутыльниками в пивной, выходит из тюрьмы с желанием убить полицейского, — впрочем, это, пожалуй, и не такой уж скверный результат тюремного заключения, если учесть, что в большинстве городов и поселков испытание умственных способностей полицейского состоит в том, что он должен обладать весом в сто девяносто фунтов и черепом, равно непроницаемым и для дубинки и для вежливого обращения.

Я дам вам формулу, с помощью которой вы сможете определить здравый смысл и мыслительные способности всех чиновников, всех лиц, имеющих прямое и непосредственное отношение к тюрьмам: любой обладающий здравым смыслом тюремный служащий втайне уверен (независимо от того, что он говорит и пишет), что тюрьмы всех видов — и хорошие и плохие-необходимо уничтожить.

Что же должно занять их место? Сто пятьдесят лет назад большинство даже из числа тех представителей власти, которые считали, что пытки (метод, до сих пор еще чрезвычайно модный в Соединенных Штатах под названием «третьей степени») позорны и бесполезны, все еще не знали, чем следует их заменить. Не сомневаюсь, что в частных беседах они говорили: «Теоретически я против пыток, но ведь в конце концов я закаленный криминалист-практик, и пока мы не найдем ничего лучшего, нам придется и дальше применять дыбу и «железную деву». Хотя, как человек гуманный, я думаю, что, растягивая мерзавца на дыбе, следовало бы подкладывать ему под голову мягкую подушечку».

Пожалуй, мы не можем завтра закрыть все тюрьмы и выпустить на свободу всех так называемых преступников, хотя, разумеется, мы именно это и делаем, но только в рассрочку, отпуская их до окончания срока. Нет. Общество не может освободить жертвы, которые само же общество сделало непригодными для свободы. Конечно, поскольку до наступления Христова царства на земле все еще остается несколько столетий, рекомендуется по возможности улучшить санитарные условия и освещение в тюрьмах, чтобы заключенные там живые мертвецы могли влачить свое существование с большим комфортом.

Однако будьте же последовательны и не воображайте, что, забыв сделать своим жертвам прививку, каковая небрежность с вашей стороны обрекла их на оспу, вы можете спасти их или очистить свою совесть, смачивая им виски одеколоном, когда они схватят оспу, хотя сама эта процедура им очень приятна.

Что займет место тюрем? Что-нибудь да займет. В основном такие методы, как освобождение на поруки или условное освобождение для тех, кто нуждается просто в незначительной помощи и перевоспитании. Для нравственно больных и неизлечимых — содержание в закрытых больницах. Наказывать людей, больных нравственно, так же нелепо, как наказывать больных физически. И поскольку революционер в криминалистике, в сущности, гораздо «закаленнее» любого судьи-демократа, он нередко будет приговаривать к пожизненному заключению тех несчастных, которые теперь получают всего лишь пять лет. Если человек безнадежно испорчен, если он одержим манией убивать, насиловать, мучить детей, то пять лет тюрьмы его не исправят. Его надо изолировать навсегда, причем не из мести, а по той же причине, по какой мы изолируем неизлечимых носителей тифозной инфекции. Но только я хочу, чтобы решение о его «неизлечимости» выносил не судья, который изучал психиатрию, играя в покер или совершая увеселительные поездки к морю с ведущими политическими деятелями округи, а опытные психиатры… если таковые существуют. Если же их не существует, то давайте на некоторое время закроем Вест-Пойнт и Аннаполис [122] Вест-Пойнт — Военная академия США; Аннаполис — Военно-морская академия. и посмотрим, не будет ли полезнее для общества готовить не разрушителей, а исцелителей.

Подлость преступников — излюбленная тема застольных бесед. Но бесполезность тюрем — тема, столь же малознакомая так называемым интеллигентам, как телеология жителей Тибета. Начатки знаний по некоторым вопросам социологии распространились довольно широко и поэтому можно ожидать, что даже бродяга, почтенный священник с Пятой авеню или президент Соединенных Штатов имеют элементарное понятие о том, что война и капитализм — способ развития экономики, обеспечивающий только личную выгоду наиболее изворотливых представителей рода человеческого, — отнюдь не являются ни священными, ни вечными. А вот то, что тьма, вонь, повиновение низшим, образ жизни, сочетающий в себе ужасы штыкового боя с мелкой подлостью деревенской сплетни, отнюдь не являются лекарством от сложных душевных болезней, — эта теория в наши дни для большинства судей, адвокатов, тюремщиков, законодателей и простых граждан остается такой же книгой за семью печатями, какой она была для кровавой выгребной ямы тюрьмы Ньюгет сто лет назад.