Генри Джеймс - Повести и рассказы

— Вы сами не свой, держите себя в руках. Да, он все еще здесь, в гостиной, но некогда он покончил с собой. Я разбила ему сердце: это явилось для него жесточайшим ударом. Мы должны были пожениться, но я сбежала чуть ли не из-под венца. Я встретила того, кто понравился мне больше, — вот единственная причина моего поступка. Меня не привлекали ни деньги, ни титул, ни иные выгоды. Все это было и у сэра Эдмунда Орма. Но я влюбилась в майора Мардена. Увидев его, я поняла, что не смогу выйти замуж за другого. Эдмунда я не любила, но мать и старшая, замужняя сестра уговорили меня дать согласие. Я знала: сэр Эдмунд Орм любит меня, но не догадывалась, насколько сильна была его любовь. Я сказала ему, что мне нет дела до его чувств, что я не могу и никогда не смогу выйти за него замуж. Мы расстались, и он выпил какие-то отвратительные пилюли — или микстуру; исход оказался роковым. Это было ужасно, чудовищно; он умирал в страшных муках. Я вышла замуж за майора Мардена — разве я думала, что через пять лет окажусь вдовой! Я была счастлива — да, счастлива; время лечит раны. Но после смерти мужа он стал мне являться.

Я потрясенно ловил каждое слово:

— Ваш муж?

— Нет-нет! Боже упаси! Я стала видеть его рядом с Шарти, и всегда только с Шарти. Первый раз это чуть не убило меня — семь лет назад, когда девочку впервые вывезли в свет. Одной он мне никогда не являлся — непременно в присутствии дочери. Порой он не показывался месяцами, а иногда я видела его почти каждый день. Чего я только не делала, чтобы справиться с наваждением!.. Советовалась с докторами, соблюдала диету, меняла климат… На коленях молила Господа об избавлении. В Брайтоне на «Променаде», когда вы решили, что мне плохо, он после долгого перерыва явился мне вновь. И в тот вечер, когда я пролила на вас чай; и на следующий день, когда вы стояли с дочерью у порога, — всякий раз он был рядом.

— Понятно, понятно. — Мое состояние после услышанного трудно было описать словами. — Это обыкновенный призрак.

— Что значит обыкновенный? Вам часто случается видеть духов? — изумилась миссис Марден.

— Нет, но я слышал о них не раз. Однако это редкая удача — увидеть призрак собственными глазами.

— Вы считаете, что мне повезло? — с негодованием воскликнула моя собеседница.

— Я говорю о себе.

— Да, вы именно тот, кто нужен, — продолжала она. — И я не жалею, что доверилась вам.

— Искренне вам за это благодарен. И все же, что заставило вас так поступить? — поинтересовался я.

— Долгие размышления. Я провела в раздумьях все эти годы, пока он наказывал меня через мою дочь.

— Едва ли вы правы, — возразил я. — Ведь мисс Марден ни о чем не подозревала.

— Зато я жила в страхе, что она его увидит. Представляете, каким непредсказуемо жутким мог быть результат!

— Этого не будет, не будет! — вскричал я с таким пылом, что на меня оглянулись. Миссис Марден велела мне отойти, и на том наш разговор закончился.

На следующий день я сообщил ей, что вынужден покинуть Трэнтон: не слишком-то приятно, да и глупо было оставаться здесь в качестве отвергнутого искателя руки и сердца. Миссис Марден хотя и огорчилась, но приняла мои доводы; и только глаза ее молчаливо взывали: «Как! Вы оставляете меня одну с тяжким бременем?» В конце концов мы сошлись на том, что пока нет смысла «тревожить бедную Шарлотту» — именно так миссис Марден, с забавной женской и материнской непоследовательностью, оценила мои знаки внимания, которые сама же поощряла. Она дала понять, что мне следует быть самоотверженно сдержанным, но я полагал, что не погрешу против деликатности, если скажу мисс Марден несколько слов на прощание. После завтрака я попросил ее выйти со мной на террасу; Шарлотта колебалась, глядя на меня с холодностью. Я пояснил, что хочу задать ей только один вопрос и проститься: ведь она — причина моего отъезда.

Мы вышли вместе и не спеша несколько раз обогнули дом. Терраса представляла собой открытую, светлую площадку, откуда была видна расстилавшаяся внизу равнина, вдали окаймленная морем. Наши друзья, наверное, следили за нами, когда мы проходили мимо окон, и с ехидцей гадали, с чего бы это я столь многозначительно обособился. Но мне было не до них, хотя я удивлялся, что и на этот раз никто не видит сэра Эдмунда Орма, который присоединился к нам на одном из поворотов и теперь шествовал рядом с мисс Марден. Я не гадал, из какой таинственной субстанции он состоит, — пусть над этим ломают головы приверженцы теорий; я воспринимал его так же естественно, как всякого смертного, с кем мне доводилось гулять бок о бок, не задумываясь, из чего тот создан и имеет ли он право на существование. А существование сэра Эдмунда Орма было столь же неоспоримым, достоверным, конкретным и безусловным фактом, как и существование любого моего приятеля. Субстанция призрака (я был убежден) столь тонка и благородна, что мне не приходило в голову коснуться его из любопытства и тем паче обратиться к нему с вопросом, вынуждая нарушить неколебимое молчание: даже в мыслях я не допускал подобной оскорбительной вольности. Сэр Эдмунд Орм (как я осознал позднее) всегда в совершенстве владел ситуацией: полностью снаряженный, в идеально подогнанном облачении, он неизменно поступал, даже в мелочах, в соответствии с требованиями обстоятельств. Разумеется, он поражал меня своей странностью, но гораздо более — своей подлинностью. Я нашел, что в его незримом присутствии есть некая красота, — так бывают прекрасны старинные истории о любви, страданиях и смерти. Я чувствовал, что он на моей стороне, на страже моих интересов, ведь и со мной могли сыграть злую шутку и походя разбить мне сердце. А сэр Эдмунд Орм всерьез воспринял и свои раны, и свою утрату — и в свое время это доказал… Если бедная миссис Марден, как она призналась мне, усиленно предавалась размышлениям, то и я постарался обдумать все с наивозможной тщательностью. Возмездие длится в поколениях: дети наказываются если не за отцовские, то за материнские грехи. Злосчастная женщина должна была платить страданиями за то, что заставила страдать другого; и если в ее дочери возродится намерение обмануть ожидания честного человека, в данном случае — меня, девушка будет наказана соответственно своей вине. Вероятно, вместе с красотой она унаследовала и склонность к вероломству; но пусть только она замыслит недоброе, пусть только захочет нарушить слово или совершить другую подобную жестокость — «настоящий призрак» явится ей, нежданный и неумолимый, и она принуждена будет считаться с ним. Признаться, я не опасался за мисс Марден, ибо чувствовал: она не способна лукавить со мной из тщеславия; отказ ее был обусловлен единственно моею поспешностью. Нам следовало лучше узнать друг друга; я слишком рано заявил Шарлотте, что готов посвятить ей всю свою жизнь. Она не могла взять обратно своих слов до того, как зайдет разговор о большем. Но я не торопил мисс Марден с решением: в то утро на террасе я спросил ее только, не будет ли она возражать, если на протяжении зимы я буду посещать их дом. Я пообещал приходить не слишком часто и в течение трех месяцев не заговаривать о сватовстве. Шарлотта ответила, что я могу поступать, как мне заблагорассудится, и на том мы расстались.