Альфонс Доде - Необычайные приключения Тартарена из Тараскона (пер. Митрофан Ремезов)

— Къ мировой шудью ташши! Къ мировой шудью!

Даже слѣпой левъ попытался рявкнуть. А несчастный Тартаренъ, послѣ отчаянной борьбы, покатился на пыльную улицу среди разсыпанныхъ мѣдяковъ.

Въ эту минуту какой-то человѣкъ пробился сквозь толпу, двумя словами успокоилъ негровъ, отстранилъ вопящихъ бабъ и хохочущихъ ребятишекъ, поднялъ Тартарена, отряхнулъ съ него пыль и соръ и усадилъ его на тротуарный столбивъ.

— Князь!… Вы!… Какими судьбами? — говорилъ запыхавшійся добрякъ Тартаремъ, потирая намятые бока.

— Я, я, мой доблестный другъ, — я собственною персоной. Какъ только я получилъ ваше письмо, такъ сейчасъ же поручилъ Байю попеченіямъ ея брата, взялъ почтовую карету, сломя голову промчался пятьдесятъ лье и, какъ видите, подоспѣлъ какъ разъ вовремя, чтобы освободить васъ отъ неистовства этихъ дикарей… Да что вы такое надѣлали и изъ за чего вышла вся эта непріятная исторія?

— Ахъ, князь!… Ну, посудите сами, каково же это видѣть несчастнаго льва съ нищенскою чашкой въ зубахъ… Униженный, порабощенный, опозоренный, служащій посмѣшищемъ негоднымъ ребятишкамъ…

— Вы ошибаетесь, вы жестоко ошибаетесь, мой благородный другъ. Совсѣмъ напротивъ, этотъ левъ пользуется величайшимъ почетомъ. Это священное животное принадлежитъ къ составу большаго монастыря львовъ, основаннаго лѣтъ триста назадъ Магометомъ-бенъ-Ауда. Въ страшной обители четвероногихъ траппистовъ своего рода монахи воспитываютъ и приручаютъ сотни львовъ и отправляютъ ихъ по всей Сѣверной Африкѣ въ сопровожденіи братій-сборщиковъ подаяній… На эти сборы содержатся монастырь и его мечеть, и негры потому ополчились на васъ, что они вѣрятъ, будто за утайку или пропажу, по ихъ винѣ, хотя бы одной монетки левъ немедленно ихъ растерзаетъ.

Слушая неправдоподобный, но, тѣмъ не менѣе, достовѣрный разсказъ, Тартаренъ отдышался и пріободрился.

— Во всемъ этомъ для меня важно одно, — сказалъ онъ въ заключеніе, — это то, что, — не во гнѣвъ почтеннѣйшему Бонбоннелю, — въ Алжирѣ, все-таки, есть львы!…

— Еще бы не быть львамъ! — воскликнулъ князь. — Съ завтрашняго дня мы пустимся на поиски въ долину Шелиффа, и вы сами увидите…

— Какъ, князь?… Вы располагаете тоже охотиться?

— А вы что же воображали? Что я васъ покину одного въ глубивѣ Африки, среди дикихъ племенъ, языка и обычаевъ которыхъ вы совсѣмъ не знаете? Нѣтъ, мой знаменитый другъ, я васъ не покину, мы уже болѣе не разстанемся… Куда вы, туда и я съ вами!

— О, князь!… О, ваша свѣтлость!…

И сіяющій отъ счастья Тартаренъ прижалъ въ своей груди благороднаго албанскаго принца. гордо мечтая о томъ, что, подобно Жюлю Жерару, Бонбоннелю и всѣмъ другимъ славнымъ охотникамъ, и ему, Тартарену изъ Тараскона, будетъ сопутствовать иностранный принцъ въ его охотничьихъ подвигахъ.

Раннею зарей слѣдующаго дня неустрашимый Тартаренъ и не менѣе неустрашимый князь Григорій, въ сопровожденіи полдюжины негровъ-носильщивовъ, вышли изъ Миліонаха и направились къ долинѣ Шелиффа по чудесному спуску, отѣненному жасминами, туйями, рожковыми деревьями, дикими маслинами и пересѣкаемому множествомъ звонко и весело журчащихъ ключей.

Князь Григорій также обвѣшался всякимъ оружіемъ, какъ славный охотникъ Тартаренъ, да, кромѣ того, изукрасился великолѣпнымъ и необыкновеннымъ кепи, расшитымъ золотыми галунами и серебряными дубовыми листьями. Такой удивительный головной уборъ придавалъ его высочеству видъ не то мексиканскаго генерала, не то начальника станціи съ береговъ Дуная. Это кепи сильно интриговало тарасконца; онъ рѣшился, наконецъ, осторожно попросить разъясненія у своего спутника.

— Необходимая вещь для путешествій по Африкѣ,- важно отвѣтилъ князь, протирая рукавомъ блестящій козырекъ, и потомъ сообщилъ своему наивному товарищу всю важность роли, какую играетъ кепи въ сношеніяхъ съ арабами, пояснилъ ему, что только военная фуражка способна внушать имъ надлежащій страхъ, такъ что гражданское управленіе нашлось вынужденнымъ нарядить въ кепи всѣхъ своихъ служащихъ, начиная съ сторожей и кончая сборщиками податей. Въ сущности, для управленія Алжиромъ, — поучалъ князь своего друга, — не требуется дѣльныхъ головъ, да и никакихъ головъ, пожалуй, не требуется; нужно только кепи, блестящее кепи, расшитое какъ можно ярче и надѣтое хоть на палку.

Друзья разсуждали и философствовали, а караванъ все подвигался и подвигался впередъ. Босоногіе носильщики прыгали съ камня на камень, покрикивая, какъ обезьяны. Оружіе въ ящикахъ громыхало; ружья блестѣли на солнцѣ. Встрѣчные туземцы чуть не до земли преклонялись передъ чудодѣйственнымъ кепи. А тамъ, наверху, на укрѣпленіяхъ Миліонаха, вышелъ было подышать утреннею прохладой начальникъ арабскаго бюро съ своею супругой, да услыхалъ подозрительный звонъ оружія, увидалъ блескъ стволовъ между деревьями и вообразилъ, что это подкрадываются немирные арабы напасть на городъ, приказалъ скорѣе опустить подъемный мостъ, ударить тревогу и привести городъ въ осадное положеніе.

Недурное начало для каравана!

Къ вечеру, однако же, дѣла пошли худо. Одинъ изъ негровъ, несшихъ багажъ, наѣлся липкаго пластыря изъ аптечки и катался по землѣ отъ жестокихъ спазмъ; другой валялся мертво пьяный отъ выпитаго канфарнаго спирта. Третій, несшій альбомъ для записки путевыхъ и охотничьихъ впечатлѣній, соблазнился золочеными застежками и бѣжалъ, воображая, что захватилъ неоцѣнимое сокровище.

Пришлось остановиться и держать совѣтъ.

— Я полагаю, — заговорилъ князь, тщетно стараясь распустить плитку пемикана въ усовершенствованной кострюлѣ съ тройнымъ дномъ, — я полагаю, что намъ слѣдуетъ совсѣмъ прогнать носильщиковъ-негровъ… Тутъ какъ разъ невдалекѣ есть арабскій рынокъ. Всего лучше будетъ завернуть туда и купить нѣсколькихъ ишаковъ…

— Ахъ, нѣтъ… нѣтъ… ишаковъ не надо! — перебилъ его Тартаренъ, краснѣя до ушей при воспоминаніи о бѣднягѣ Чернышѣ. Потомъ онъ спохватился и лицемѣрно прибавилъ: — Гдѣ же такимъ малявцамъ тащить всѣ наши пожитки!

Князь улыбнулся.

— На этотъ счетъ вы ошибаетесь, мой дорогой другъ. Какъ ни слабы вамъ кажутся алжирскіе ишачки, а на нихъ можно положиться… Надо только знать, что они способны выносить… Спросите-ка лучше у арабовъ. Они такъ разъясняютъ нашу колоніальную организацію: во главѣ всего стоитъ мусю губернаторъ съ толстымъ дрючкомъ, которымъ онъ лупитъ свой штабъ; штабъ срываетъ зло на солдатахъ и колотитъ солдатъ, солдатъ дуетъ кололониста, колонистъ — араба, арабъ — негра, негръ — жида, а жидъ, въ свою очередь, колотитъ ишака. Бѣднягѣ ишаку бить уже некого; ну, вотъ онъ и подставляетъ спину и таскаетъ все, что на него ни навьючатъ. Послѣ этого, кажется, ясно, что онъ потащитъ и ваши ящики.