Эмиль Золя - Проступок аббата Муре

— Значит, она умерла здесь! — повторил Серж. Он был поражен. — И ты заняла ее комнату, пользуешься ее мебелью, спишь на ее кровати?

Альбина улыбалась.

— Ты прекрасно знаешь, что я не трусиха, — сказала она. — К тому же все это было так давно. Ведь тебе эта комната показалась такой счастливой!

Они умолкли и поглядели на альков, на высокий потолок, на углы, подернутые серыми тенями. В поблекших тонах обивки было что-то любовно-нежное. Им почудилось, что до них донесся еле слышный вздох далекого прошлого, полный покорности и горячей признательности вздох обожаемой женщины.

— Да, — пробормотал Серж, — бояться нечего. Здесь так покойно.

Альбина, приблизившись к нему, продолжала:

— Лишь немногие знают, что в самом саду они отыскали укромный уголок, место несказанной красоты, где они, в конце концов, стали проводить все время. Я это знаю из самого верного источника… Местечко это, полное прохладной тени, затеряно в недрах непроходимого кустарника, там до того красиво, что забываешь весь мир. Должно быть, там ее и похоронили.

— Это в цветнике? — спросил Серж с любопытством.

— Я и сама не знаю, сама не знаю! — воскликнула девушка с растерянным видом. — Я искала повсюду и до сих пор еще нигде не нашла этой заветной лужайки… Нет ее ни среди роз, ни в лилиях, ни на ковре фиалок…

— Может быть, она в том уголке, поросшем грустными цветами, где ты мне показала статую ребенка со сломанной рукой?

— Нет, нет!

— Тогда, быть может, в глубине пещеры, рядом с прозрачным ручейком, где потонула большая мраморная женщина, у которой размыло все лицо?

— Нет, нет!

Альбина на минуту задумалась. А потом продолжала, будто разговаривая сама с собой:

— С первых же дней я принялась за поиски. Я проводила целые дни в Параду, шарила по всем зеленым закоулкам, и все только для того, чтобы когда-нибудь добраться до этой лужайки. Сколько я понапрасну потеряла времени, пробираясь сквозь терновник в самые отдаленные уголки парка!.. О, я бы сразу узнала этот волшебный приют по громадному дерезу, которое раскинуло над ним шатер из листьев, по его мягкой, как плюш, шелковистой траве, по стенам из зеленого кустарника, через который не могут пробраться даже птицы!

И она обвила шею Сержа рукою и стала настойчиво его умолять:

— Скажи: теперь мы станем искать вдвоем и найдем его… Ты такой сильный, ты будешь раздвигать сучья, и я заберусь в самую чащу. Когда я устану, ты меня понесешь; ты мне поможешь перебираться через ручьи; если мы заблудимся, ты сможешь влезть на дерево… И какая будет радость, когда мы усядемся, наконец, рядышком под лиственной крышей, посреди полянки! Мне говорили, что там в одну минуту люди переживают как бы целую жизнь… Скажи! Добрый мой Серж! С завтрашнего дня мы отправимся на поиски, перероем все заросли парка одну за другой, пока не исполнится наше желание, хорошо? Серж улыбнулся и пожал плечами.

— А зачем это? — сказал он. — Разве нам плохо в цветнике? Останемся лучше с цветами. Зачем искать счастья далеко, когда оно тут, рядом с нами?

— Там погребена покойница, — зашептала Альбина, снова впадая в мечтательное настроение. — Ее убила радость, счастье сидеть на этой поляне. Там тень от дерева зачаровывает людей до смерти… Я бы тоже хотела там умереть. Мы легли бы рядом друг с другом, взявшись за руки, и навеки заснули, и никто бы нас не отыскал никогда.

— Нет, молчи, не огорчай меня, — с беспокойством перебил ее Серж. — Я хочу жить под солнцем, подальше от этой гибельной тени! Твои слова меня тревожат; они еще накликают на нас непоправимую беду! Ведь, наверно, запрещено сидеть под деревом, тень которого вызывает смертоносную дрожь.

— Да, запрещено, — торжественно заявила Альбина. — Все местные жители говорили мне, что это запрещено.

Наступило молчание. Серж поднялся с дивана, на котором лежал. Он засмеялся и стал уверять, что такие истории его не занимают. Солнце садилось, когда Альбина согласилась, наконец, сойти ненадолго в сад. Она повела его налево, вдоль глухой стены, к заброшенным и заросшим колючим терновником развалинам; здесь некогда помещался замок; земля вокруг была еще черна от пожарища, разрушившего стены здания. Кирпичи в зарослях полопались; обвалившиеся стропила гнили. Все это походило на нагромождение каких-то бесплодных утесов, рухнувших, потрескавшихся, одевшихся жесткими травами и лианами, которые заползли в каждую скважину, точно ужи. Альбина и Серж придумали себе забаву — обойти во всех направлениях эти развалины. Они спускались во все отверстия, обыскивали все закоулки, точно надеялись прочесть повесть былой жизни на этом пепелище. Они не сознавались в своем любопытстве, беспечно гоняясь друг за другом среди этих лопнувших половиц и опрокинутых перегородок, но в действительности все их мысли были заняты лишь легендою этих руин и этой дамой, что была прекраснее дня и касалась подолом своего шелкового платья тех ступеней, где теперь лениво прогуливались одни только ящерицы.

В конце концов Серж взобрался на самую высокую груду обломков и стал оглядывать парк с его развернутыми повсюду огромными зелеными скатертями, отыскивая среди деревьев серое пятно павильона. Альбина, сделавшись серьезной, молча стояла рядом с ним.

— Павильон там, направо, — сказала она, хотя он и не спрашивал ее. — Это все, что осталось от здешних построек… Видишь, в конце этой липовой аллеи?

И снова оба замолчали. А потом, словно продолжая вслух невысказанные ими мысли, Альбина произнесла:

— Когда он шел к ней, ему надо было спускаться по этой аллее; потом он огибал те вон толстые каштаны и входил под липы… Идти ему приходилось не больше четверти часа.

Серж не раскрывал рта. На обратном пути они прошли по аллее, обогнул и толстые каштаны и вступили под липовые своды. То был путь любви. На траве они старались обнаружить следы шагов, какой-нибудь оторвавшийся бантик, какой-нибудь пахнущий прошлым предмет, — словом, какой-нибудь знак, который бы ясно показал им, что они — на тропинке, ведущей к радости жизни вдвоем. Наступала ночь; парк уже замирающим, «но еще громким голосом взывал к ним из глубины своей зелени.

— Погоди, — сказала Альбина, когда они подошли к павильону. — Ты поднимись наверх только минуты через три.

И она весело побежала и заперлась в комнате с голубым потолком. Заставив Сержа дважды постучать в дверь, она, наконец, немного приоткрыла ее и встретила его старинным реверансом.

— Добрый вечер, дорогой мой сеньор, — сказала она и поцеловала Сержа…

Эта выдумка в высшей степени им понравилась. Они совсем по-ребячески стали играть во влюбленных, словно стараясь вызвать к жизни ту страсть, которая некогда умирала в этом приюте неги. Они учились ей и как будто отвечали урок, очаровательно ошибаясь. Они не умели целоваться в губы, а только в щеку… В конце концов они принялись, звонко смеясь, танцевать друг против друга, не умея иначе выразить то удовольствие, которое доставляла им их любовь.