Кнут Гамсун - Скитальцы

Вот именно, чем Эдеварт намерен заняться? Он уже не выглядел таким важным, каким был когда-то, проводил дни в однообразной праздности, перестал стричься и засыпал только под утро. Другое дело Август! Повесив почтовый ящик, он сделал ворот, чтобы доставать воду из колодца. Это заметно облегчило жизнь Поулине, у которой к зиме должна была появиться ещё одна корова. После ворота Август сразу же занялся пристройкой к хлеву, и присутствие чужого плотника стало лишним. Август взял руководство на себя и на свой страх и риск увеличил фундамент. Йоаким и сам уже понял, что ему понадобится загон для телят, но не хотел признаваться в этом и с напускным недовольством спросил у Августа: Что, чёрт побери, ты задумал? Хочу сделать загон для двух телят, ответил Август. Такой большой? Да здесь хватит места на шесть телят! — воскликнул Йоаким. Август только огрызнулся. И продолжал делать по-своему, хотя Йоаким пригрозил ему страшной карой, когда хлев будет готов.

Но такой уж он был, этот Август, деятельный, живой, неукротимый, безумный и ловкий.

А Эдеварт? Бог знает, не попросится ли он в конце концов в нахлебники к Осии и Ездре, чтобы остаться у них до самой смерти. Он и теперь мог бы заняться чем угодно, но не занимался ничем. Работа не могла помочь ему получить то, что ему было нужно и что помогло бы ему жить.

Пришло письмо от Ромео Кноффа, весьма доброжелательное письмо, хотя содержание его было крайне серьёзно: не поручит ли ему Эдеварт продать Доппен, ведь он там не живёт и не может по-настоящему вести хозяйство. У его соседа Карела два взрослых сына, и он хотел бы купить Доппен для старшего. Ромео великодушно предлагал забрать назад неиспользованное постельное бельё, которое Эдеварт брал у него, и вообще обещал соблюсти его интересы так, чтобы его долг лавке Кноффа оказался почти погашенным. Лодку можно продать вместе с усадьбой, потому как она непременно понадобится новому владельцу, а вот о водопаде они пока говорить не будут, Эдеварт может остаться владельцем водопада. Если он со временем захочет продать его, а Ромео его купит, они смогут договориться о строительстве там мельницы, и тогда Ромео с радостью готов взять Эдеварта старшим мельником, как ему советовал Август, товарищ Эдеварта...

Длинное, благожелательное письмо заканчивалось сердечным приветом от отца и от самого Ромео. Странно, Эдеварт чувствовал себя дома настолько посторонним, что это письмо от чужого человека из чужого селения взволновало его, словно что-то родное, он забыл потерянные там годы, и на мгновение в нём вспыхнуло желание вернуться туда. Он попросил Йоакима написать в ответ, что он не возражает против продажи Доппена и благодарит Ромео за доброжелательное отношение к нему.

Итак, у него больше не было усадьбы на юге, у него осталась только лавка здесь, в Поллене, которая была ему не нужна, потому что он всюду чувствовал себя бездомным! Август был посвящён в его дела, он сказал: Ты должен поехать со мной, Эдеварт, мы оба должны уехать отсюда!

Шли дни, пристройка к хлеву уже стояла под крышей, оставалось сделать стойла. Однажды тихим вечером Поулине попросила Йоакима наловить пикши для дома, это необходимо, сказала она, без рыбы ей трудно накормить столько мужчин. Её просьба выглядела совершенно невинно, но на деле был устроен настоящий заговор, и Август с Эдевартом работали всю ночь не покладая рук и обустроили хлев на свой страх и риск. Поулине недолго посидела с ними, глядя на их работу, но, когда подошло время Йоакиму вернуться, она сказала, что лучше пойдёт в дом, чтобы не мешать им.

Под утро Йоаким возвратился домой, к тому времени большой загон для телят был у друзей уже готов, они отделили для него часть пристройки, а в другой сделали конюшню — настоящую конюшню! Мало того, в конюшню они прорубили отдельный вход.

Йоаким замер от изумления. Хотя, возможно, у него и возникало подозрение, что именно может произойти в его отсутствие. Он сделал вид, что сейчас упадёт, однако сказал: Вы, кажется, окончательно спятили?

Провинившиеся молчали.

Я спрашиваю, о чём вы думали?

Думали? — кротко переспросил Август.

Эдеварт: Разве мы что-нибудь испортили? Он оправдался тем, что ни во что не вникал и делал только то, что ему велели.

Потом заговорил Август, он говорил мягко и льстиво: В конце концов, Йоаким, я понял, что нрав ты, а не я, загон для телят и в самом деле получился слишком большой. Вот мы и отгородили часть для двух телят, как, по-твоему, хватит им здесь места? Что думаешь?

Йоаким, готовый испепелить его взглядом: Жаль, руки у меня сейчас заняты рыбой, а не то ты бы узнал моё мнение!

Эдеварт, мягко: Может, ты на время отложишь свою рыбу?

Август поспешил продолжить: И у нас образовалось лишнее место, надо было с ним что-то сделать.

Казалось, Йоаким, несмотря на ночь, заорет сейчас во всё горло, он безуспешно пытался вытащить из связки одну рыбину; совсем растерявшись он спросил: И вы сделали здесь конюшню?

Да, конюшню, мы решили...

А где же лошадь?

Снова заговорил Эдеварт: Мне и в голову не пришло, что вы с Августом не договорились о том, что здесь будет. Знай я, что тебе не нужна конюшня, я бы и пальцем не шевельнул.

Наконец Йоаким вытащил из связки рыбину и ударил ею Эдеварта по лицу. Увидев это, Август отступил в сторону, чтобы в случае необходимости обратиться в бегство. Эдеварт вытирал лицо и отплевывался.

Йоаким обернулся к Августу и медленно пошёл на него: Завтра же я сломаю вашу конюшню. Не хочу, чтобы из меня делали дурака, который строит конюшню, не имея лошади!

Но тебе нужна лошадь! — сказал Август.

Я спрашиваю, где она, эта лошадь?

Йоаким подошёл совсем близко, и Август отступил в глубь хлева: Эдеварт полагает, что нельзя держать в усадьбе пять коров и ни одной лошади.

Я? — в изумлении воскликнул Эдеварт.

Нет, только не Эдеварт! Этот парень вообще не умеет думать! — возмущённо ответил Йоаким. К тому же у меня не пять коров, а только три.

И одна в хлеву у Осии.

Ты-то откуда знаешь?

Значит, четыре, миролюбиво согласился Август.

Да, значит, четыре! — в бешенстве передразнил его Йоаким. Но всё же не пять!

А со временем появится и ещё одна, сказал Эдеварт и отошёл подальше.

Какого чёрта, откуда она возьмётся?

Эдеварт, оправдываясь: Мне так сказала Поулине. Да ты сам сделал пять стойл.

Йоаким на мгновение опешил. Поулине? — переспросил он. А ей-то что об этом известно? Так она в заговоре с вами? Хорошо, что я узнал об этом. Слыханное ли дело! Но я её проучу, не видать ей моей пикши! Что сказал, то и сделаю, пойду и отдам её порядочным людям! Йоаким направился к выходу, стукнув по пути Августа рыбиной по голове.

Тут уже все трое не выдержали и засмеялись, правда, смех Йоакима звучал не очень-то искренно. Потом он решительно направился к дому старого Мартинуса и повесил всю связку на косяк двери...