Кнут Гамсун - Скитальцы

Об этом случае писали и говорили — дар Провидения, послание Небес, сказочная удача.

Чёртов Йоаким, глаз у него оказался зорче, чем у других, к тому же никто, кроме него, не промышлял там сельдь; когда они, возвращаясь из Скорвена домой, шли мимо Хоммельвикена, Йоаким приметил птиц и фонтаны двух китов, направлявшихся к берегу. В минувшем году ему довелось быть на лове сельди, он узнал приметы и крикнул Каролусу, чтобы тот остановился. Поначалу Каролус воспротивился, он спешил домой к Ане Марии, но киты и птицы, они хоть какого нурланнца насторожат. И Каролус уступил. Они посовещались, действовать следовало незамедлительно. Как им удалось раздобыть в Нижнем Поллене четырёхвесельную шлюпку, как удалось набросить один конец невода на береговую скалу и изготовиться вовремя принять косяк — они и сами потом удивлялись. Киты и птицы шли за сельдью в глубь залива — только бы косяк не повернул назад! Йоаким, хозяин невода и глава артели, ждал решающего момента: он должен был рассечь косяк на две части и протянуть невод с берега на берег. Птицы были уже у них над головой, со всех сторон их окружала сельдь. Гребите! — крикнул Йоаким, и рыбаки налегли на вёсла. Они гребли среди сельди, которая шла в залив. Каролус счёл, что они отсекли слишком малую часть косяка, но Йоаким показал вперёд. Давай к берегу, прямо вперёд! — крикнул он. А то мы запрём и китов! Это было чудо, постепенно рассечённый неводом косяк разделился, и киты стали преследовать ту часть, которая снова повернула в море. Когда невод достиг другого берега залива, в запасе осталось ещё не меньше дюжины футов.

Залив был заперт, но люди трудились до вечера, пока не убедились, что всё сделано правильно. У них не было водяного бинокля, но они и так знали, что дно в заливе чистое и белое, они проверили два места, где сельдь могла бы просочиться, и, представляя себе огромную мощь косяка, усилили крепления на берегу. Теперь всё зависело от прочности невода!

Запор был поставлен, и артель надеялась на удачу. Староста Каролус и другие опытные рыбаки заключили, что, верно, тот же благословенный лофотенский циклон побывал и здесь и пригнал к берегу и сельдь и китов. В Поллене люди рассказывали всякие страсти про этот шторм, с небес доносился неслыханный доселе гул, такой силы шторма никто и припомнить не мог: одна женщина везла из леса дрова, так ветер свалил с ног и её и лошадь; крыши со многих домов унесло в море — неудивительно, что люди плакали, жались друг к другу и молились Богу. И неудивительно также, что Ане Мария, которая и до того была почти как дурочка, теперь помешалась окончательно, она легла в постель и завязала себе рот, точно боялась что-то выболтать.

Но стоило шторму утихнуть, как люди пришли в себя, а добрая половина даже устыдилась, что молилась Богу. Мало того, когда артель Каролуса вернулась домой вся в чешуе от сельди и сообщила, что они заперли залив рядом с Полленом и теперь загребут кучу денег, души в этом бедном селении возликовали, даже Ане Мария встала с постели, сняла со рта повязку, и страха в ней теперь было не больше, чем во всех остальных.

Зима была на исходе, и для запертой в заливе сельди это было опасно; следовало спешить, пока сельдь не наестся планктона, долго без корма в Хоммельвикене она прожить не могла.

Йоаким сбегал ночью к лавочнику — надо послать телеграммы, сообщить новости и заказать для артели соль и бочки. Лавочник Габриэльсен был в обиде на то, что не его выбрали старостой, он сказал: А почему бы тебе не обратиться с этим к новому старосте? Они посмеялись над этой мыслью, и всё кончилось тем, что Габриэльсен взялся выполнить поручение, и, хотя была ночь, во все стороны полетели телеграммы. Уже на второй день в Хоммельвикен пришёл небольшой грузовой пароход и забрал сельдь, а на третий день пришли сразу два парусника.

В том году жителями Поллена было не до Пасхи, не до сладкого сна с похрапыванием, не до лени и не до посещения церкви, с утра и до ночи они солили и заливали рассолом сельдь; подходили всё новые и новые суда, такое небывалое оживление привлекло даже жителей соседних селений. Деньги? Деньги не заставили себя ждать, их привозили суда, они приходили по телеграфу и по почте, усадьба Хоммельвикен прославилась на всю округу, там в большом жилом доме и даже на сеновале жили обработчики сельди, деньги сыпались на хозяев прямо с небес, хозяйка брала с гостя по два шиллинга за ночь, а хозяйская дочь умудрилась обручиться сразу с двумя обработчиками, хотя ей было всего шестнадцать.

Даже лавочник Габриэльсен урвал свой кусок на этом пиру жизни. Товары к нему поступали с каждым судном, и всё-таки их было недостаточно, не хватало до прихода следующего судна; в конце концов он отправил свою жену в Тронхейм и велел ей закупить великое множество всяческого платья, стекла, лакомств, ковров, длинных трубок и шёлковых шалей, а также феле 21 21 Норвежский народный смычковый инструмент, похожий на скрипку. и шарманок, она всё закупила и вернулась с товаром домой. Тут выяснилось, что лавка Габриэльсена мала для такого изобилия, и хозяину пришлось перестроить её; он купил жерди, доски, пригласил плотников с юга, и за несколько недель они возвели такой дом, о каком Габриэльсен даже и не мечтал. Вот так один успех влечёт за собой другой. У людей появилась возможность приобретать дорогие вещи и одежду из заграничных тканей. Его служанка Ольга, которая прежде носила бисерный поясок, купила ни больше ни меньше как накрахмаленную нижнюю юбку и чулки фабричной выделки, вошли в моду жилетки из каракуля и особые варежки из американской шерсти, нарядные, чтобы ходить в церковь; фруктовое вино из бочек больше не брали, теперь бутылки с вином, на которых красовались золотые и разноцветные этикетки, привозили с юга в ящиках. Раньше самым большим праздником в Поллене были свадьбы, теперь же люди стали отмечать крещение детей, конфирмацию, устраивали пышные поминки по усопшим; для этих торжеств лавочник Габриэльсен в своей новой лавке продавал сыр рокфор из Франции и яйца из Дании, повышая жизненный уровень полленцев...

Недели катились, словно на колёсах, и Йоаким, хозяин невода и глава артели, спал лишь самую малость, а всё остальное время был занят сельдью. Забыв обо всём на свете, он с головой окунулся в это сказочное изобилие сельди и потому сообщил Эдеварту о случившемся лишь на десятый день Пасхи. Он был ещё так зелен, так поглощён делами, да и его новое положение тоже изрядно кружило ему голову. Девушки не давали Йоакиму проходу, несмотря на то что ему было только пятнадцать и он был конопатый, а отцы семейств и пожилые люди беспрекословно повиновались всем его приказам. Он приобрёл куртку, из тех, что носили взрослые мужчины, по сравнению с его ещё детскими, слишком короткими штанами она выглядела огромной — но что за беда, такие мелочи не имели значения! Продавая сельдь, Йоаким был внимателен и точен. Со временем ему пришлось немного скинуть цену, это верно, но в счёте и письме он был дока, и никто не мог обмануть его. Чудно, ведь это был тот самый Йоаким, который ещё недавно бегал беззубый и сопливый! Бог помог ему, и Йоаким сотворил чудо, ведь теперь каждый дом так или иначе работал на него, даже его родные сёстры тоже разделывали и солили сельдь и зарабатывали на ней, хотя сами были чуть повыше бочки. С Божьей помощью юный Йоаким всех вовлёк в эти великие перемены, всем обеспечил золотой век — вот только его мать лежала в муках и никак не могла умереть.