Кнут Гамсун - Скитальцы

Когда Лувисе Магрете спустилась по трапу в каюту, он обратил внимание на то, что она не спешила, будто и не ушла украдкой, чтобы повидаться с ним, нет, она поздоровалась с ним за руку и попросила прощения за неурочный приход. Ты ещё не лёг? — спросила она.

Он сделал удивлённый вид, но она сказала, что другого и не ждала. Потом достала из-за пазухи какую-то бумагу.

Сперва Лувисе Магрете повела речь о нём: он так возмужал, наверняка он самый молодой шкипер в стране.

Оглядевшись, она нашла, что у него даже уютно, в каюте было чисто, стекло на лампе блестело.

Ты не побоялась прийти сюда? — спросил он.

Нет.

Она говорила тихо и ласково; прошёл год с тех пор, как он жил у неё, она стала ещё красивее, нежные губы слегка дрожали. Что ей сказать? Он спросил о детях, потом обнял её и поцеловал. Целовать её было так же приятно, как и раньше, и она искренне ответила на его поцелуй. Лувисе Магрете! — прошептал он.

Она сказала, что пришла по делу, он не должен ей отказать. А как же, он всегда понимал, что ей от него что-то нужно, но случалось, его одолевали нелепые мечты о другом: она хочет покинуть Доппен и приехать к нему, остаться с ним навсегда, жить и умереть рядом с ним. Нелепые мечты... Теперь она пришла с просьбой помочь ей и её семье уехать в Америку! Лувисе Магрете выложила всё как есть: он оказал бы им настоящее благодеяние, они обращались к Кноффу и ко многим другим, но понапрасну, никто никогда не был к ней так добр, как Эдеварт, он получит гарантии, вот бумага, это черновик купчей, такую же бумагу они напишут завтра утром, и оба подпишут её, Хокон и она, они готовы на всё. Им так трудно живётся, Хокон выучился на жестянщика, когда сидел в тюрьме, он умеет делать такие красивые вещи — ситечки, ведёрки, ковши, но всё это развешано дома по стенам, Доппен лежит в стороне от дороги, и к ним никто не приезжает, чтобы что-нибудь купить. Словом, им так трудно. И никто никогда не был так добр к ней, как Эдеварт...

Всё это она проговорила на одном дыхании, боясь, что он сразу откажет ей, теперь всё зависит от него. Она схватила его руку.

Что и говорить, Эдеварт был польщен тем, что она считает его таким богатым и всесильным, но в ответ только отрицательно покачал головой.

Ты не можешь? — спросила она.

Нет.

Она упала духом: Что же нам делать?

Почему вы не можете жить, как раньше, тогда ты ткала, а он... он ведь и раньше не приносил денег в дом, верно?

Здесь его слишком хорошо знают, ответила она, каждый встречный знает, что он сделал. А ведь это случилось из-за меня, и он, можно сказать, без вины попал в тюрьму, но теперь об этом уже никто не помнит. Хокон верит, что на новом месте, где его никто не знает, нам будет лучше и он станет другим человеком. Ведь он мастер на все руки.

Я оставил в Доппене лом. Ну и как, пригодился он твоему мужу, убрал Хокон камни с луга?

Молчание.

Я спросил, пригодился ли ему лом?

Нет, теперь у него есть ремесло, и если он попадёт в новую страну...

Эдеварта вдруг осенило: Так пусть уезжает один!

Несмотря на свою беспомощность, Лувисе Магрете мыслила чётко и ясно; она говорила мягко, но решительно — предложение Эдеварта неприемлемо. Хокон хочет забрать с собой меня и детей, ведь мы женаты, у нас семья. С этим уже ничего не поделаешь. Без нас ему будет трудно стать порядочным человеком.

Эдеварт, многозначительно: Без тебя и ещё кое-кому будет трудно. Но, как я понимаю, ты об этом не думаешь.

Нет-нет-нет! — воскликнула Лувисе Магрете и прижалась к его груди. Я так мучаюсь, как подумаю о тебе, но что же нам делать! Скажи!

Эдеварт: Пусть едет один, а ты останешься здесь!

Долгое молчание. И что это даст? — прошептала она и покачала головой. Это обернётся против меня, ведь мы не сможем скрыть наших отношений. Нет, это не годится.

Эдеварт: Выходит, ты просишь, чтобы я помог тебе уехать от меня?

Молчание... Я ничего не понимаю, с отчаянием наконец произнесла она.

Он расстегнул пуговку на её корсаже, и она не воспротивилась этому, но, когда он захотел расстегнуть ещё одну, нежно поцеловала его и снова села на скамью.

Ты спешишь? — спросил он.

Нет. То есть да, ведь он знает, где я.

Как, он знает, что ты здесь? — воскликнул Эдеварт.

Да. Он же сам и попросил меня сходить к тебе. Не такой уж он сумасшедший, как ты думаешь.

А по мне, он ещё хуже сумасшедшего. Эдеварт был совсем сбит с толку.

Лувисе Магрете: Да нет же, просто ему тяжело, никто не хочет нам помочь, а ведь мы готовы отдать весь Доппен, вот здесь всё написано, прочти, если хочешь. Он сказал, что я должна пойти и уговорить тебя. У него и в мыслях не было ничего такого!..

Было или нет, какая разница! Разве не так?

Не знаю.

На палубе опять послышались осторожные шаги. Лувисе Магрете испуганно прислушалась. Эдеварт, не обращая на это внимания, продолжал: Ни капельки ты меня не любишь!

Нет-нет! Люблю. Там кто-то ходит на палубе!

Тебе надо одного... уехать с ним. Вот чего ты хочешь!

Что же мне делать? Мне тоже тяжело, не одному тебе, трое детей и вообще...

Как трое?

Она опускает глаза: Трое. Но последний ребёнок не от него.

Шаги на палубе стали отчётливее, однако Эдеварт думал только о её словах, он вдруг словно проснулся: Откуда ты это знаешь?

Она, со смущённой улыбкой: Кому же это и знать, как не мне?

По его лицу пробегает тень гнева, но тут кто-то стучит ногтем в окно. Эдеварт, сердито: Эй, кто там, убирайся оттуда!

Кто там? — шепотом спрашивает Лувисе Магрете.

Какая разница, нечего ей здесь делать!

Ей? К тебе пришла женщина?

Не знаю. Может, это йомфру Эллингсен.

Вот как, йомфру Эллингсен?

Пойду посмотрю. Сиди тихо, тогда она тебя не увидит.

Он поднимается на палубу и сталкивается с Хоконом Доппеном.

Хокон шепотом поздоровался с ним и сказал: Я только хотел... Она ещё здесь? Прости мне ту прошлогоднюю драку, ради Бога, прости, вот моя рука!

Эдеварта изумила перемена, произошедшая с Хоконом, — перед ним стоял припертый к стене бедняк и молил о прощении. От него разило спиртным. Чего тебе надо? — спросил Эдеварт.

Чего надо? Она ещё здесь? Хотел помочь ей уговорить тебя, но, ради Бога, она не должна знать, что я был здесь! Мне не хотелось, чтобы она одна просила тебя, ей и так слишком тяжело, вот я и пришёл. Я буду играть в людской, пока она не вернётся. Мы дошли до последней крайности, помоги нам уехать отсюда, и ты получишь весь Доппен, как сказано в бумаге. Ты прочитал черновик? Завтра спозаранку она принесёт тебе эту бумагу, ты не пожалеешь об этом. Только, ради Бога, не говори ей, что я был здесь, скажи, что приходил кто-то другой, а я пойду, прибежал только на минутку. Прости за ту драку, прошу тебя, вот моя рука!

Хокон быстро спустился на пристань и исчез.

Он пьян и хотел проверить, не раздет ли я, думал Эдеварт, возвращаясь в каюту. Трое детей, спросил он, ты, кажется, сказала, что родила третьего ребёнка?