Пауло Коэльо - Заир

Произнесено тоже на автопилоте, но тут я останавливаюсь и поправляю себя:

— Впрочем, эту историю можно рассказать и по-другому.

— По-другому? Вы хотите сказать, что не удовлетворены «Временем раздирать...»?

— Книгой — удовлетворен вполне, а своим ответом — нет. Почему я пишу, спрашиваете вы? Правдивый ответ должен звучать так: «Я пишу, потому что хочу быть любимым».

Журналист глядит на меня с подозрением: что это еще, мол, за душевные излияния?

— Я пишу, потому что в детстве не умел играть в футбол, у меня не было машины, мне давали мало денег на карманные расходы и я был плохо развит физически.

Чтобы продолжать, мне приходится сделать над собой неимоверное усилие. Разговор с Мари напомнил мне о прошлом, в котором больше не было смысла. Теперь надо рассказать мою личную историю — и освободиться от нее.

— Я был немодно одет. И девочки поэтому не обращали на меня внимания, как я ни старался. И по вечерам, когда мои одноклассники проводили время со своими подружками, я создавал свой мир, — мир, в котором я могу быть счастливым. И спутниками моими были писатели и их книги. В один прекрасный день я сочинил стихотворение, посвященное девочке, жившей на нашей улице. Мой приятель нашел его у меня на столе, украл и прочел перед всем классом. Все смеялись, все считали, что быть влюбленным — нелепо.

Только та, кому были написаны эти стихи, не смеялась. Назавтра, когда мы пошли в театр, она исхитрилась оказаться в соседнем кресле и сжала мою руку. И мы вышли из театра, взявшись за руки, — я, уверенный в том, что хил, уродлив, плохо одет, и девочка, считавшаяся самой красивой в классе.

Я замолчал, переносясь в прошлое, заново переживая то мгновенье, когда ее рука прикоснулась к моей, и жизнь преобразилась.

— И все это — благодаря стихам. Они объяснили мне, что, когда пишешь, раскрывая неведомый, невидимый мир, ты можешь на равных соперничать с миром своих сверстников — с физической силой, модной одеждой, машинами, спортивными успехами.

Журналист был явно удивлен. Я, впрочем, тоже. Овладев собой, он продолжал:

— Как вы считаете, почему критика так сурова к вам?

Автопилот в тот же миг подсказал бы мне ответ: «Не подумайте, что я сравниваю себя с гениями прошлых времен, но стоит лишь прочесть биографию любого классика, чтобы увидеть, как неумолима и беспощадна была по отношению к нему критика. Причина этого проста: критики крайне не уверены в себе, не понимают толком, что происходит, они — демократы, когда рассуждают о политике, но едва лишь речь заходит о культуре, оказываются фашистами. Они считают, что правителей народ себе выбирать может, а фильмы, книги, музыку — не вправе».

— Вам не приходилось слышать о «законе Янта»?

Готово дело. Я снова отключил автопилот, хоть и знал, что журналист едва ли опубликует мой ответ.

— Нет, первый раз слышу.

— Этот закон появился тогда же, когда и наша цивилизация, однако официально провозглашен был лишь в 1933 году одним датским драматургом. В маленьком городке Янте создали десять заповедей, предписывающих, как люди должны вести себя. Судя по всему, это справедливо не только для Янта, но и для всего мира. Если попытаться свести его суть к одной формуле, она будет звучать так: «Посредственность и безликость суть наилучший выбор. Будешь придерживаться его — сумеешь прожить жизнь без особых проблем. А попытаешься поступить иначе...»

— Мне бы хотелось знать эти заповеди, — журналист искренне заинтересован.

— Здесь их у меня нет, но я сделаю нечто вроде резюме.

Подойдя к компьютеру, я набрал и распечатал такой текст:

Ты — никто и не смеешь думать, что знаешь больше нас. Ты не представляешь собой ни малейшей ценности, ты ничего толком не умеешь, твой труд не имеет никакого значения, но, если ты будешь покорен и тих, мы позволим тебе жить счастливо. Отнесись всерьез к тому, что мы говорим, и никогда не смейся над нашими воззрениями.

Журналист сложил листок и спрятал его в карман.

— Все верно. Если ты — ничтожество, если твоя работа не находит отзвука, стало быть, она достойна похвал. А тот, кто перестал быть посредственностью, кто добился успеха, кто бросает вызов закону, заслуживает кары.

Как хорошо, что он своим умом дошел до этого вывода.

— Речь не только о критиках, — договорил я. — Но и обо многих-многих других. Их больше, чем вы думаете.

Днем я позвонил Михаилу:

— Мы едем вместе.

Он не выразил удивления, а поблагодарил и спросил, что же заставило меня переменить решение.

— На протяжении двух лет моя жизнь сводилась к Заиру и Заиром исчерпывалась. После того как мы с вами встретились, я двинулся по дороге, которую уже успел позабыть, — по заброшенной железнодорожной колее, где между шпалами пробилась трава, однако по ней еще могут ходить поезда. Я еще не прибыл на конечную станцию и потому не знаю, как остановиться.

Михаил спросил, удалось ли получить визу, и я объяснил, что Банк Услуг активно вмешивается в мою жизнь: один из моих русских друзей позвонил своей приятельнице, издательнице нескольких журналов в Казахстане. Та связалась с послом, и до конца дня все должно быть готово.

— И когда же мы отправляемся?

— Завтра. Мне только нужно знать ваше настоящее имя, чтобы заказать билеты — представитель агентства ждет на другой линии.

— Прежде чем дать отбой, хочу сказать вам вот что: мне понравился ваш пример насчет расстояния между рельсами и ваше сравнение с заброшенной железнодорожной колеей. Но не думаю, что вы приглашаете меня из-за этого. Скорее, дело тут в написанном вами тексте, который я знаю наизусть — Эстер часто повторяла его, — и это гораздо более романтично, нежели рассуждения о Банке Услуг:

«Воин света помнит добро.

В битве ему помогают ангелы; силы небесные ставят все на свои места и позволяют дать лучшее из того, что у него есть.

«Как ему везет!» — говорят его товарищи. И воину порой удается такое, что превыше сил человеческих.

И потому, на восходе солнца, он преклоняет колени и благодарит за Благодетельный Покров, осеняющий его.

Но благодарность воителя не ограничивается лишь духовной сферой; он никогда не забывает друзей, ибо они вместе проливали кровь на поле битвы» [5] . Цит. по: Пауло Коэльо. Книга воина света. «София», Киев, 2002. .

— Я не всегда помню написанное мной, но мне приятно. До свиданья, мне надо сообщить ваше имя в агентство.

Прошло двадцать минут, прежде чем диспетчер такси снял трубку и неприязненно сообщил, что следует подождать еще полчаса. Мари вроде бы весела, ей очень идет пышное и чувственное черное платье, и мне вспоминается, как один из посетителей армянского ресторана рассказывал, что вожделение, которое испытывают к его жене другие мужчины, возбуждает его. Я знаю, что на званом вечере все женщины будут одеты так, чтобы подчеркнуть свои прелести, а их мужья и любовники, видя, что их избранницы желанны, будут думать: «Наслаждайтесь на расстоянии, потому что все это принадлежит мне, я — лучший, я владею тем, о чем вы мечтаете».