Юлий Крелин - Суета

Да-да. Пусть каждый отвечает за себя сам. А то ведь разговаривать-то пришлось мне одному… Все попрятались кто куда. Нет личной заинтересованности — нет личной ответственности… а каждый — сам за себя. Непостижимый парадокс! Непостижимый?..

Говорить, отвечать за все и за всех должен я, потому что — голова, потому что — хирург-оператор, потому что — заведующий отделением. Взявшись когда-то за эту работу, я возложил на себя крест и должен нести его с достоинством, с ответственностью. Адам испугался ответственности за свою греховную, плотскую человечность и свалил вину на Еву; Ева тоже заробела ответственности и решила свалить все на змия… Какая разница, кто подсунул яблоко, — ты же знал, что есть нельзя… Так человечество и считает, что главный грех, грех-отец — в желании найти, кто виноват вместо меня, свалить ответственность на другого. Не вину — ответственность.

Семиэтажная коробка стояла пустая — окна заляпаны белой строительной грязью, стекла разбиты — и словно десятками очей вопросительно взирала на своего будущего хозяина. Лев Михайлович не смотрел на дом: пока парк был ему милее будущего бетонного прибежища.

Сейчас ему больше мил парк… Но потом, когда обживется, — привыкнет, полюбит, узнает каждый уголок и ступеньку. Врастет в свой кабинет, сроднится со своими ребятами, коллегами, собратьями.

К ногам Льва Михайловича подбежала маленькая собачка и стала его обнюхивать. Собачка была спокойна и ласкова. Лев любил больших собак, но сейчас вдруг понял, что дома нужнее маленькая зверушка — для ласки, а не для охраны или защиты.

— Ты ласковая? Ты нужна для ласки?

Песик поднялся на задние лапы и лизнул ему руку. Сзади послышалось легкое посвистывание, старческий голос прошелестел несколько раз: «Ко мне!» — и маленький комочек укатился.

Итак, нас уже целый коллектив: семь мужиков-хирургов, две женщины, тоже хирурги, да главный врач.

Собственно, коллектив-то был — другие корпуса уже больше года работают. Нас не было, хирургов, — строительство хирургического корпуса только сейчас заканчивают.

Главный врач нас по единичкам подобрал. Кто через знакомых сюда попал, некоторые из других городов приехали. А иные просто узнали, что новая больница строится, сами приехали, оставили документы и назад по домам — ждать решения.

Главный врач сначала изучал документы сам, потом передавал их в райисполком — изучали там. Потом где-то кто-то давал разрешение на прописку, выделял в районе кому комнату, а у кого семья — две. Потом кто-то выносил вердикт, окончательно утверждающий разрешение работать в будущей больнице и жить в этом городе. А кого-то из кандидатов отвергали; иногда главному врачу объясняли причину отказа, а иногда просто говорили: «Нет».

Нет так нет. Наш будущий начальник мало кого знал лично, и особых причин бороться за каждого у него не было. Но если кого-то он знал сам или кто-то из знакомых настоятельно рекомендовал, а то и просил, тут уж он, как говорится, перепоясывал чресла, садился на коня и скакал в инстанции.

Так или иначе, основа будущей хирургической службы сегодня уже была, и сейчас главный врач Матвей Фомич держал тронную речь перед нами — маленьким островком нарождающегося государства. Врачи уже собрались в количестве, позволяющем говорить о наличии трудового коллектива, сообщил он нам, а вот сестер еще очень мало, и перспективы в вопросах подбора кадров среднего медперсонала весьма неутешительны. И уж совсем плохое положение с младшим персоналом. Все это дело обычное, привычное, и мы согласно и удовлетворенно кивали, нас даже грела эта привычность, обыденность, мы чувствовали себя попавшими в знакомую стихию, а не в неизведанный океан.

То, что определяет уровень и квалификацию больницы — врачей, — можно выбирать. Нянечек, санитарок, уборщиц не выбирают — хватают всех мало-мальски подходящих, что попадутся в поле зрения. Пока же все нянечки-санитарочки уже год как осели в терапевтическом корпусе. Это было естественно, и все мы опять удовлетворенно и понимающе кивали.

А лифтерам, оказывается, предстояло пройти курсы управления лифтами, сдать экзамены, приобрести «соответствующие навыки» — лишь после этого в корпусе пустят лифты, без которых занести и развезти оборудование по всем семи этажам довольно мудрено. Но запуск подъемной механизации в хирургическом корпусе, по-видимому, дело далекого будущего, так как пенсионеров — кандидатов на должности лифтовых водителей еще не набралось «в том минимальном количестве, когда можно уже создавать группу для прохождения курса по их подготовке…».

Главного врача надо слушать, надо его узнать, понять, мы только начинаем работать с ним… и сколько это содружество будет длиться, неизвестно. Планировать надо на всю оставшуюся жизнь.

Затем главный предложил всем пройти в корпус, познакомиться с местом работы, поскольку с сегодняшнего дня мы считаемся принятыми на службу. Зарплата уже капает, а делать нам пока нечего, «так что идите занимайтесь материальной базой — это, по-видимому, будет еще неопределенно долго единственной вашей заботой», — главный сокрушенно улыбнулся и сразу стал мне близок и понятен. Грустная перспектива угадывалась в его улыбке — это привлекало, хотя, может быть, никаких оснований для грусти не было. К грустным почему-то всегда влечет, пусть часто неправомерно. Впрочем, может, влечет лишь к грустным начальникам, а они, в свою очередь, мечтают о веселых подчиненных. С другой стороны, грустный вид может быть от постоянного скепсиса. Ни во что не верит человек, ни на что не надеется, каждый рассказ для него — россказни… Может, и умный он очень, может, его разумное сомнение гложет, но все радости жизни от него уходят, скучно ему, грустно. И так бывает. (Вот только почувствовал, что работы нет, что грядет безделье на неопределенное время, — тут же и начались обобщения. А от обобщения до глупости один шаг.)

В корпус с нами пошел заместитель главного по хозяйственной части. Нынче любят называть их заместителями по общим вопросам. Это дает им право вчиняться в любое дело, командовать, управлять; они и формально таким образом получили право выходить за пределы хозяйства. (Истинный главный заместитель главного в больницах — заместитель по лечебной части, или, на нашем жаргоне, — начмед.)

Наш зам по общим вопросам — полковник в отставке, — кажется, уже отвоевался: грузный, немолодой, около семидесяти годков. Он привел нас в корпус и передал на руки завхозу — самой маленькой сошке в общих делах больницы. Но, как очень скоро стало ясно, всеми материальными делами большого хозяйства занимался именно он. Завхоза звали Святославом. Отчеством его поначалу не баловали. Не знали. Зам окликал его просто Светом. Был он лет на десять моложе самого младшего из нас, хирургов. Полковника мы после этого, пожалуй, больше не встречали. Замы менялись, но руководил всеми хозяйственными, то бишь общими, делами по-прежнему Свет, впоследствии Святослав Эдуардович.