Итало Кальвино - Наши предки

Судя по треугольным шляпам, украшенным перьями, и широким богатым мантиям, мужчины были знатными сеньорами. Женщины в прозрачных вуалях – видимо, тоже благородные дамы, – сидя на ветвях, что-то вышивали, то и дело поглядывая вниз, на дорогу, и при этом слегка наклоняясь вбок и облокотясь о ветку, словно о подоконник.

Мужчины здоровались с Козимо тоном горестного сочувствия:

– ЎBuenos dнas, Senor!

Козимо в ответ кланялся и снимал шляпу. Один из испанцев, тучный мужчина, с желтым цветом лица, как у больного печенью, и с бритыми щеками, на которых ясно проступала щетина выбритых усов и бороды, еще черная, несмотря на его преклонный возраст, по-видимому, был самый знатный из всех. Он чудом втиснулся в развилину крепкого сука на платане, и оттуда его, казалось, уже не вытащишь никакими силами. Этот сеньор, судя по всему, спросил у своего соседа, тщедушного человечка в черном одеянии, с такой же иссиня-черной щетиной на бритых щеках, кто этот незнакомец, что приближается по деревьям аллеи.

Козимо решил, что самое время представиться. Он перебрался на платан, на котором сидел важный испанец, поклонился и сказал:

– Барон Козимо Пьоваско ди Рондо!

– Rondos? Rondos? – переспросил толстяк. – Aragones? Gallego? [31]

– Нет, сеньор.

– Catalбn? [32]

– Нет, сеньор. Я из этих мест.

– Desterrado tambiйn?

Тощий сеньор почел своим долгом вступить в разговор в качестве толмача и высокопарно произнес:

– Его светлость герцог Фредерико Алонсо Санчес де Гуатамурра-и-Тобаска спрашивает, не является ли и ваша милость изгнанником, поскольку, как мы видим, вы тоже обитаете на ветвях.

– Нет, сеньор. По крайней мере я стал изгнанником не по чужой воле.

– Viaja usted sobre los бrboles por gusto?

Толмач перевел:

– Его светлость Фредерико Алонсо пожелал узнать, по своей ли прихоти ваша милость путешествует по деревьям.

Козимо подумал немного и ответил:

– Я бы сказал – по велению долга, хотя никто меня к этому не принуждал.

– Feliz usted! – воскликнул Фредерико Алонсо Санчес и вздохнул. – Ay de mi, ay de mн!

Человек в черном одеянии пояснил еще более высокопарно:

– Его светлость изволили заметить, что ваша милость вправе почитать себя счастливцем, ибо вы пользуетесь полной свободой, каковую мы, увы, не можем не сравнивать с нашим унижением, переносимым нами с должным смирением перед волей Всевышнего.

Он перекрестился.

Так по отрывистым восклицаниям герцога Алонсо Санчеса и по обстоятельному их пересказу сеньором в черном Козимо удалось воссоздать историю испанской колонии, поселившейся на платанах. Это были испанские дворяне, возмутившиеся против короля Карла III из-за каких-то спорных феодальных привилегий и посему вместе с семьями изгнанные из страны. Когда они добрались до Оливабассы, им было запрещено продолжать путешествие: дело в том, что город Оливабасса, по старинному договору с его католическим величестком, не имел права не только давать убежище лицам, изгнанным из Испании, но и разрешать им пройти через свою территорию. Положение этих благородных испанских грандов и их семей было весьма сложным, но власти Оливабассы, с одной стороны, не желавшие ссориться с иностранными канцеляриями, а с другой – не имевшие причин враждовать с богатыми путешественниками, нашли хитроумный выход. Согласно договору, изгнанники не могли «ступить на землю Оливабассы», следовательно, если поселить их на деревьях, то буква соглашения будет соблюдена.

И вот изгнанники взобрались на платаны и вязы по приставным лестницам, которые были любезно предоставлены им общиной, а затем убраны. Уже несколько месяцев испанская колония жила на деревьях, уповая на мягкий климат, на скорейшее появление королевского указа об амнистии и на провидение. У опальных дворян был изрядный запас испанских дублонов, и они закупали всевозможные припасы, чем весьма оживили городскую торговлю. Чтобы поднимать наверх еду, они приспособили несколько корзин на веревках. На самых крепких деревьях изгнанники раскинули балдахины, служившие им опочивальней. Словом, гранды устроились довольно удобно, хотя вернее было бы сказать, что тут постарались жители Оливабассы – понятно, не без выгоды для себя. Сами же изгнанники целыми днями пребывали в полнейшей праздности.

Козимо впервые встретил других людей, обитающих на деревьях, и сразу засыпал их практическими вопросами:

– А когда дождь идет, что вы делаете?

– ЎSacramos todo el tiempo, Senor! [33]

И толмач, падре Сульписио де Гуадалете, из Общества Иисусова, попавший в опалу, когда его орден был в Испании запрещен, немедля перевел:

– Под защитой наших балдахинов мы обращаем свои помыслы к Всевышнему, дабы возблагодарить его за то немногое, чем мы довольствуемся.

– А охотой вы занимаетесь?

– Seňor, algunas veces con el visco.

– Время от времени кто-нибудь из нас, развлечения ради, мажет ветку птичьим клеем.

Козимо не уставал расспрашивать их о том, как они разрешили трудности, встретившиеся и ему.

– А с мытьем, как вы с мытьем устраиваетесь?

– Para lavar? ЎHoy lavanderos! – пожав плечами, ответил дон Фредерико.

– Мы отдаем наше белье здешним прачкам, – перевел дон Сульписио. – Точнее говоря, каждый понедельник мы спускаем вниз на веревке корзину с грязным бельем.

– Нет, я спрашиваю, как вам удается помыть лицо и тело?

Дон Фредерико что-то пробормотал и недоуменно пожал плечами с таким видом, словно мысль об этом ему даже в голову не приходила.

Дон Сульписио почел нужным объяснить:

– По мнению его высочества, это личное дело каждого.

– А где вы, простите, справляете нужду?

– Ollas, Seňor [34].

И дон Сульписио все тем же смиренным тоном:

– Собственно, мы пользуемся небольшими глиняными кувшинами.

Когда Козимо распрощался с доном Фредерико, падре Сульписио повел его знакомиться с остальными дворянами колонии, каждый из которых имел собственную резиденцию на дереве. Все эти идальго и знатные дамы, невзирая на понятные и неизбежные неудобства постоянного пребывания на деревьях, сохраняли прежние привычки и обычную невозмутимость.

Некоторые мужчины, садясь верхом на ветку, подкладывали кавалерийские седла, что очень понравилось Козимо, которому за все годы жизни на деревьях подобная мысль даже в голову не приходила. Он сразу сообразил, как удобно не свешивать ноги вниз, отчего они вскоре затекают, а держать их в стременах. Многие наводили на соседние деревья морские подзорные трубы (один из изгнанников имел даже звание адмирала) – вероятно, лишь для того, чтобы из любопытства подглядывать друг за другом и потом сплетничать.

Все дамы и барышни сидели на собственноручно вышитых подушках, вязали (они единственные в колонии хоть что-то делали) или гладили жирных котов. Котов на этих деревьях было великое множество, так же как птиц, сидевших в клетках (возможно, они стали жертвами клея), и лишь несколько голубей летали где им вздумается и садились на ладони девушек, печально гладивших их белые перышки.