Морис Метерлинк - Жизнь пчел

В конце концов она удаляется, переползая с сотов на соты со своим неутоленным гневом и испуская тот военный клич или ту грозную жалобу, которые хорошо известны всем пчеловодам. Эти звуки похожи на отдаленные звуки серебряной трубы и настолько сильно выражают гневную слабость царицы, что их слышно, особенно вечером, на расстоянии трех-четырех метров от улья, несмотря на его двойные и герметически закрытые стенки.

Этот звук царского голоса производит на работниц магическое действие. Он их как бы терроризирует или доводит до почтительного отупения, и когда царица издает такие звуки около запретных ячеек, то окружающая и защищающая последние стража внезапно останавливается, опускает голову и неподвижно дожидается их прекращения. Полагают, что благодаря именно производимому на пчел воздействию этих звуков умеющей им подражать сумеречной бабочке Sphinx Atropos удается проникнуть в улей, где она пьет мед, не встречая ни малейшего сопротивления со стороны пчел.

Два, три, а иногда и пять дней царица испускает эти недовольные звуки и призывает на борьбу покровительствуемых стражею соперниц. Тем временем соперницы созревают, желают, в свою очередь, увидеть свет и начинают прогрызать крышки своих ячеек. Великая смута угрожает государству. Но гений улья, принимая свои решения, предвидел и все их последствия; знающим свое дело стражникам известно, что они должны делать ежечасно, дабы устранить проявления враждебных инстинктов и направить к общей пользе противоположные силы. Они знают, что если новорожденным царицам удастся ускользнуть от их наблюдения, то они попадут в лапы уже непобедимой для них старшей сестры, и она убьет их одну за другой. Поэтому по мере того, как наиболее созревшие царицы утончают изнутри стены своей башни, работницы утолщают их извне новыми слоями воска; заключенная царица выбивается из сил, не догадываясь, что она грызет заколдованное препятствие, которое возрождается от разрушения. Одновременно до нее доносится боевой клич ее соперницы и, зная ожидающую ее будущность и свои царские обязанности еще раньше, чем она успела бросить взгляд на жизнь и узнать, что такое улей, она героически отвечает на вызов царицы-сестры из недр своей тюрьмы. Но поскольку эти ответные звуки должны пройти сквозь стены темницы, то они очень не похожи на звуки, издаваемые царицей; они сдавлены, замогильны, и когда затихает деревенский шум и наступает вечерняя тишина, то пчеловод, приходящий к улью с целью узнать, что происходит в таинственной обители, сразу понимает значение диалога между девой, бродящей на свободе, и девами-пленницами.

Впрочем, это продолжительное тюремное заключение благодетельно влияет на пленниц, которые выходят из него более зрелыми, более сильными и способными воспринять свободу. С другой стороны, долгое ожидание укрепило силы царицы и подготовило ее к перенесению опасности путешествия. Тогда второй рой или «вторак» покидает улей, имея во главе перворожденную из цариц. Вслед за этим отлетом оставшиеся в улье работницы освобождают одну из пленниц, которая сразу начинает обнаруживать те же смертоносные наклонности, испускает те же гневные звуки и, в свою очередь, покидает через три дня улей во главе третьего роя. Так продолжается и далее, и в случае «роевой горячки» дело доходит до полного истощения обители-матери.

Сваммердам рассказывает об улье, который путем роения и затем роения роев произвел тридцать колоний в течение одного лета.

Такое необыкновенное роение чаще всего наблюдается после суровых зим, как будто пчелам доступны тайные намерения природы, сообразуясь с которыми они и принимают меры против опасностей, угрожающих их роду. Но такая лихорадочная деятельность в обычное время в хороших и благоустроенных ульях бывает редким явлением. Многие ульи роятся всего один раз, а некоторые даже не роятся вовсе. Обычно после второго роения, – потому ли, что пчелы замечают чрезвычайное ослабление своей обители, или потому, что состояние погоды указывает им на необходимость быть благоразумнее, – они отказываются от дальнейшего разделения. Они позволяют тогда третьей царице убивать пленниц, и привычная жизнь начинается с тем большим пылом, поскольку почти все работницы очень молоды, улей обеднел, обезлюдел и до наступления зимы предстоит пополнить образовавшиеся глубокие жизненные пробелы.

Отлет второго и третьего роев целиком и полностью похож на отлет первого: все сопровождающие их обстоятельства – те же самые, за исключением того, что количество пчел здесь меньше, что общество менее осторожно и не имеет разведчиков и что молодая царица, – пылкая и легкомысленная дева, – летит гораздо дальше и с первого же этапа увлекает за собою всю свою свиту далеко от улья. Прибавьте сюда, что вторая и третья эмиграции гораздо более отважны и что судьба этих блуждающих колоний подвержена многочисленным случайностям. В качестве представительницы своего будущего они имеют лишь неоплодотворенную пока царицу. Вся их судьба зависит от предстоящего брачного полета. Пролетающая птица, несколько капель дождя, холодный ветер, ошибка в направлении – и бедствие непоправимо. Пчелы это знают настолько хорошо, что, даже если убежище найдено, они, несмотря на образовавшуюся уже глубокую привязанность к своему новому жилищу, несмотря на начатые ими работы, часто покидают все для сопровождения их государыни в ее поисках возлюбленного, дабы не спускать с нее глаз, предохранять ее от случайностей покровом из тысяч преданных крыльев или же погибнуть вместе с ней, если любовь заведет ее так далеко от нового улья, что обратный путь, еще не очень твердо усвоенный, исчезнет из их памяти.

Однако идея будущего так сильна, что ни одна из пчел не колеблется перед подобной неуверенностью и перед смертельными опасностями. Энтузиазм вторичных и третичных роев не уступает энтузиазму первого. Когда обитель решает роиться, каждая из молодых цариц находит себе толпу работниц, готовых разделить судьбу и сопровождать своих повелительниц в путешествии, во время которого теряется много и не приобретается ничего, кроме надежды на удовлетворение инстинкта. Кто дает им силу, всегда недостающую у нас, порвать со своим прошлым, как с врагом? Кто намечает из толпы пчел тех, которые должны улететь, и тех, которые должны оставаться? При этом незаметно, чтобы улетали пчелы одного возраста, а оставались бы пчелы другого, ибо вокруг царицы, которая уже не вернется более, толпятся и очень старые медоноски, и такие молодые работницы, которые впервые увидят головокружительную бездну лазури. Но еще менее заметно, чтобы это происходило под влиянием случайности порыва, ослабления мысли, инстинкта и чувств, которые увеличивали или уменьшали бы относительную силу роя. Я неоднократно пытался исчислить отношение количества составляющих рой пчел к количеству тех, которые остаются в улье. И хотя трудность опыта не позволяет прийти к математически точным заключениям, я могу утверждать, что это отношение, если принимать во внимание пчел, имеющих родиться из остающихся в улье яиц, довольно постоянно, а это указывает на действительное и таинственное вычисление, производимое гением улья.