Генрих Манн - Голова

Терра не верил, что председатель правления Плоквурст даст согласие, но Лили опасалась, что даст, ничего в жизни она, по-видимому, не боялась так, как этого брака. Для себя? Для своего сына?

— Я не могу отдать его!.. Ему нет равного. Посмотри, как он носит монокль! Посмотри на впалую линию живота! Сколько в нем дерзкого очарования! Конечно же, им хочется заполучить его. Но мой мальчик не для Плоквурстов. Дочка, это тощее убожество, даже не способна желать его. Я скорее подозреваю в этом мать. Ее согласие на брак — ловушка, она хочет совсем другого.

Тогда ей нечего тревожиться, заметил Терра; но Лили стояла на том, чтобы он образумил Клаудиуса. Иначе она решится на крайние средства, чтобы расстроить помолвку.

— А такие средства у меня есть, сам увидишь! Я готова загубить карьеру мальчика!

Странное проявление материнской заботы! Значит, она и тут думала только о себе. Ее великолепный сын принадлежит ей одной, она не уступит его даже счастью. Неумолимая, безудержная страстность отражалась на многоопытном лице, в котором никто здесь не умел читать, кроме старого друга и соучастника.

— Ну, хорошо. Пошли его ко мне, — глухо и с запинкой сказал Терра.

Она ушла; но Клаудиус явился не скоро. Он танцевал именно с той дамой, которая назвала его мать живой загадкой. Лили тотчас завладела молодым Плоквурстом, который ничего лучшего и не желал. Две прекрасные пары; первый скрипач отделился от остальных и шаг за шагом следовал за танцующими, услаждая их слух тающими звуками своего инструмента.

Из соседних комнат, танцуя, влились посторонние. Эрвин Ланна вел в темпе танго госпожу фон Блахфельдер, невзирая на ее состояние: у него была одна цель — разлучить ее с Леей. Лею тотчас окружили. Господин, знавший ее брата, испросил разрешения представить ей нескольких дам, ее почитательниц. Это были кокотки; робко и по-детски серьезно сказали они актрисе, что восхищались ею сегодня вечером… Потом подошла еще одна дама.

Это была замужняя женщина и провинциалка, впервые привезенная сюда муженьком, который в сильнейшем волнении ждал ее поодаль. Молодая женщина принесла цветы, сверкающие белые цветы на длинных стеблях; она протянула их просительным жестом, опустилась на одно колено и склонила белокурую голову. Леа лежала в кресле и даже не шевельнулась. Только брови поднялись немного выше, губа вздернулась, обнажив зубы. Ее усталый пресыщенный скептический взгляд заскользил из-под выразительных век по нежному созданию.

Потом рот закрылся, ноздри чуть дрогнули. Леа взяла цветы, прижала их к обнаженной шее, встала и пошла танцевать с молодой женщиной.

Посторонние ушли из-за стола, и появился молодой Клаудиус.

— Господин Терра! — начал он, выронил стеклышко из глаза и придал себе суровый вид. Живота действительно все равно что не было. И сын, как мать, сразу же приступил к делу. — Я хочу рассчитывать на ваше содействие в весьма важном для меня вопросе.

— Это безнадежно, — сказал Терра. Он знает председателя правления Плоквурста. — Господину Плоквурсту, конечно, и в голову не придет отдать свою дочь за моего сына.

— Я нисколько в этом не сомневаюсь, — возразил Клаудиус. — Ваше имя, господин Терра, было бы непреодолимым препятствием. Поэтому я, разумеется, поостерегся назвать его. Наши взаимоотношения для Плоквурстов не существуют. Я просил бы вас обращаться со мной, как с посторонним. — И в ответ на высказанное отцом сомнение, долго ли можно поддерживать такой обман: — Эту заботу предоставьте мне. С самого своего совершеннолетия я всеми силами добиваюсь, чтобы меня официально признал мой высокопоставленный отец. — И так как Терра вновь собрался усомниться: — Хоть я и родился после развода моих родителей, но в пределах возможного срока. Я и не подумаю отказываться ни от одной из моих естественных привилегий.

— Оно и видно. Теперь скажи мне вот что, мой мальчик: ты уже вовлек молодого Плоквурста в дела?

— Странный вопрос, — заметил сын. — В дела мы вовлекаем всех, кого можем.

Терра бережно:

— Таким образом, вопрос сводится к тому, насколько глупы Плоквурсты. Будущему шурину и зятю они вряд ли позволят разорять себя. Им было бы желательнее увеличить свой капитал.

Юноша растерялся.

— Чего же они хотят, — спросил он, наконец, — раз они не хотят брака? Ведь я держал себя с ними, как джентльмен! А им во что бы то ни стало подавай князя! — Вопросы становились все тревожнее. Побледнев, с холодным бешенством: — Вы хотите сказать, что против репутации моей матери не поможешь никаким титулом? Именно поэтому я и люблю свою мать, имейте это в виду! — С ударением: — Я держусь за княжеский титул, и я держусь за репутацию моей матери. Вот я каков.

Терра налил ему вина. Юноша вытащил из рукава фрачной сорочки платочек и приложил его ко лбу. Его мать танцевала в объятиях плоквурстовского сынка. Они как раз исчезли в соседней комнате. Муженек из провинции тоже удалился туда из скромности, быть может даже польщенный, что жена его переходит из рук в руки. Когда ее отпускала госпожа фон Блахфельдер, она доставалась Лее. Эрвин прилагал все усилия, чтобы отвлечь Лею. Он обратился даже к муженьку, рекомендуя ему показать молодой жене другие достопримечательности, но муженек не понял его. В то время как Эрвин, разгоряченный, опечаленный, словно изгнанник на чужбине, кружился с Блахфельдер, молодая женщина, уже наполовину охмелевшая, попала к Лее. Леа держала в одной прекрасной руке папироску, другой соблазнительно подвигала бокал. Голова склонялась к плечу. Одна щека была затенена, тем белее и трепетнее выступали остальные черты, уже слегка одутловатые, уже поблекшие. Затуманенные глаза, один сощурен, и бровь подергивается над ним так же многозначительно, как улыбаются губы. Молодая женщина упала лицом на колени Леи — либо от выпитого шампанского, либо от невозможности противиться затуманенным глазам и подергивающейся брови, — упала и стала целовать колено.

Молодой Клаудиус выпил залпом несколько бокалов, страх и нерешительность были заглушены, он перешел в наступление.

— Вы ведь умный человек, господин Терра. Непонятно, как вы могли вести такую неверную игру. Сами видите! Война все-таки будет, я выиграл. Мы, молодые, выиграли.

Выиграл — он? Разве он не побледнел снова, и на этот раз окончательно? Разве не остекленели глаза? Впалая линия живота скользит наземь! Терра протянул на помощь руки…

— Что с вами? — изумленно спросил юноша.

Терра извинился и тут.

— Я уверовал в устойчивость нашего мира, с тех пор как стал активным участником того, что происходит в нем. Это заблуждение зрелого возраста, — признался он. — В твои годы я явственно видел кровавый след, идущий через всю жизнь. Глупость моего поколения заключалась в том, что мы хотели стереть этот след.