Генрих Манн - Голова

— Вами будет опрокинут мировой порядок.

— Я буду в состоянии помочь своим друзьям. — К ней вернулась обычная уверенность. — Например, замолвить за вас слово у моего отца. Ведь я нисколько не обольщаюсь, будто вы приехали сюда ради меня. Вы не хотите сказать мне, что вам от него нужно? Ну, неважно, мы все равно союзники. Вашу руку!

Но Терра не принял протянутой руки. Он подумал, содрогнувшись: «Вот к чему все свелось. Стоило по-новому осознать жизнь, стать человеком, обрести цель для своих стремлений и своей веры… чтобы услышать такие слова! — И вновь, содрогнувшись: — А я отдал себя всего, целиком; во мне не осталось ничего от тех времен, когда я не знал ее!» Когда Леа спросила его: «Любит она тебя?», он ответил: «А разве я ее люблю?» — ибо существу, ставшему самой его жизнью, он отдал больше, чем любовь. Он понял глубину своего чувства в тот миг, когда всему наступил конец. Отсюда был один исход — в смерть. Вдруг он захохотал: и эта женщина хотела поддержать его в борьбе против смертной казни!

Она торопливо отошла от него и, обороняясь, вытянула руку. Наверно, смех его показался ей недобрым. Лишь сейчас он заметил, что руки у него судорожно стиснуты, а мышцы напряжены как для прыжка. Бешенство захлестнуло его, угрозы и проклятия потонули в скрежете зубовном.

Он дико озирался по сторонам, словно ища спасения и в то же время боясь, как бы им не помешали. Между голыми кустами было узкое пространство, но достаточное для того, чтобы отомстить за себя, прежде чем умереть самому. Скорчившись и растопырив узловатые руки, поднимался к белесому небу звероподобный силуэт какого-то дерева, как эмблема убийства, а за кустами все громче клокотала и бурлила вода, подобно льющейся крови.

У нее меж тем, как по волшебству, исчезло с лица выражение страха, глаза засияли живее, чем всегда, жест, которым она оборонялась, стал повелительным.

— Этого вы тоже не сделаете! — звонко крикнула она. И в самом деле, руки его опустились.

Обезоруженный, уставился он в землю и пробормотал только, чтобы не подчиниться, как мальчишке: «Но вы у меня в руках!» В ответ она засмеялась, немного испуганно, как ему почудилось, но явно храбрясь. Ему стало ее жаль; все, чем была и что сулила она, вернулось вновь, жизнь опять завладела им. Но ему стыдно было покориться ей. Он собрал всю свою гордость и с надрывом швырнул ей в лицо:

— Я пойду своим путем и жалею вас, что он не стал вашим. Теперь, когда я вас узнал, я не могу вас любить, а вы не можете мне приказывать. Будущее мое во мне самом. Для зависти у меня слишком много воображения, для честолюбия — слишком много уважения к себе, и если мы когда-нибудь встретимся вновь, быть может, я ничего не добьюсь в жизни, но отвоюю то, над чем вы смеетесь: мое человеческое достоинство! — Метнув ей последний огненный взгляд, он резко повернулся — и прямо через кусты вихрем прочь, в суровой гордыне юности.

— Терра! — крикнул чей-то голос. Он испуганно остановился; навстречу шел Эрвин. — Графиня Альтгот, — сказал он невинным тоном, — утверждает, будто вы едете с ней в Берлин. Почему так спешно?

— Мне незачем здесь оставаться. — И еще резче: — Избавьте меня от изложения причин, господин граф!

— Жаль. Мы к вам хорошо относимся — сестра и я. Я тоже… у вас нет дурных умыслов. Я следил за вашим лицом только что, когда вы произносили свою тираду. Я бы зарисовал вас, если бы сумел.

После этого гостю представился выбор либо броситься на него, либо провалиться сквозь землю. Быть воспринятым как курьез, не заслужить даже серьезного отношения к себе — это утонченное издевательство достойно венчало все, что он пережил здесь!

— Ваше доверие льстит мне, — сказал он, внутренне весь сжавшись и опустив глаза.

Молодой граф продолжал благосклонно, почти по-дружески:

— Ведь и у вас есть сестра, фрейлейн Леа…

— Даже имя! — прорычал Терра.

А Эрвин пояснил Алисе:

— И он оберегал ее от малейшего оскорбления самым удивительным, неподражаемым образом.

— Вы тоже бываете неподражаемы, — зарычал Терра.

— Сам не знаю, был бы я способен так забывать себя и с таким жаром охранять чужие интересы, как вы тогда… — простодушно сказал Эрвин.

Он собирался изложить весь ход событий, но графиня Алиса удержала его. Она видела, что Терра дрожит всем телом. Он непременно заполз бы в кусты, если бы ноги повиновались ему. Выслушивать похвалы себе, как рыцарю, защитнику своей сестры, в то самое время как она была на пути к скандальному похождению, которое он поощрял! Чем он стал? Во что его превратила циничная страсть к игре, привычка безоговорочно сводить счеты с жизнью, унижавшей его? Он уже докатился до того, что способствует бесчестью сестры… Как в злом кошмаре, до него доносились слова:

— Ты не поверишь, что это за создание! Я еще не видел такой красоты, и сам теперь себе не верю, что действительно видел ее. У нее какое-то неуловимое сходство с тобой, Алиса.

Терра поднял отчаянный взгляд к говорившему, но перед ним была лишь молодая графиня.

— Я поняла, что троим здесь не место. — И она сделала умиротворяющий жест.

— Проститься мы должны без свидетелей, — подхватил он.

— Не надо горечи! — И она подошла к нему. — Мы были так близки, пощадим же друг друга!

Он склонился перед ней, и они бок о бок пошли назад между кустарниками.

Сколько длилось это молчание смятенных чувств? И вот у него со стоном вырвалось:

— Где ты найдешь еще такое обожание?

— Никогда и нигде, — ответила она, во взгляде ее была скорбь. — Пожалей меня за то, что я тебя отпускаю!

— А я? Значит, такова моя доля. Я беспредельно любил тебя.

— Я все еще тебя люблю, — мягко сказала она.

Он не выдержал, он склонился к ее рукам, он целовал их рожденными болью поцелуями. Ее бледное лицо, по которому текли слезы, было обращено куда-то вдаль.

— Может быть, все очень просто? — прошептала она. — Только мы слишком молоды?

Он выпрямился, не выпуская ее рук.

— Но я буду ждать, — торопливо сказала она.

— Ждать меня, пока я смогу прийти за тобой? — так же торопливо спросил он и почувствовал, как руки ее дали ответ.

Правда, в глазах друг у друга они прочли, что это всего лишь трафаретные вопросы и ответы юности, которая не хочет признать себя побежденной. Конечно, все могло случиться, но их сердца сомневались, даже разбиваясь.

Стыдливо отвели они глаза и пошли обратно. Теперь они спешили, дом был уже близко, и перед ним наготове стоял экипаж. В тот миг, когда они выходили из-за прикрытия последних кустов, на Терра вновь налетел стихийный порыв схватить ее, швырнуть в экипаж и умчать прочь. Его порыв захлестнул и ее. Потом все оборвалось.

Кучер вынес саквояж, в котором Терра с изумлением узнал свой собственный. Вслед за тем появилась графиня Альтгот и кивком пригласила его садиться. Он лихорадочно огляделся. Алиса исчезла. «Прощай! Я поторопился жить. Все вымысел — и мое счастье и моя мука. Золотое утро, созданное для путешествий, я ждал свою спутницу, — помнится, так уж было однажды. Но только уверенности осталось меньше, чем в тот раз, когда я ждал женщину с той стороны. Другие времена, но тот же финал…» — думал он, когда садился рядом с Альтгот, и ее улыбка говорила ему: «А кто оказался прав?»