Михаил Булгаков - Главы романа, дописанные и переписанные в 1934-1936 гг

...про солнечный размах... писали? — Булгаков вновь возвращается к одной из центральных тем романа — к призванию писателя. Лицемерие и фальшь в писательском деле он рассматривал как духовное падение человека, не имеющее оправдания. Наиболее ярко эту мысль Булгаков выразил в образе «писателя» Пончика-Непобеды (пьеса «Адам и Ева»). Приведем ниже фрагмент из знаменитого монолога Пончика-Непобеды:

«Господи! Господи!.. Прости меня за то, что я сотрудничал в „Безбожнике". Прости, дорогой Господи! Перед людьми я мог бы отпереться, так как подписывался псевдонимом, но Тебе не совру — это был именно я! Я сотрудничал в „Безбожнике" по легкомыслию... Матерь Божия, но на колхозы Ты не в претензии?.. Ну что особенного? Ну мужики были порознь, ну а теперь будут вместе. Какая разница, Господи? Не пропадут они, окаянные! Воззри, о Господи, на погибающего раба Твоего Пончика-Непобеду, спаси его! Я православный, Господи, и дед мой служил в консистории...»

— Я — мастер... — В 1937-1938 гг. Булгаков возвращается к теме глав «Гроза и радуга» и «Полночное явление».

...не успел он дописать свой роман до половины, как... — Далее идет авторское многоточие. Эту часть текста Булгаков дописал во второй полной редакции.

Настал самый мучительный час шестой. — В последующих редакциях: «Солнце уже снижалось над Лысой Горой...» В публикуемой редакции Булгаков придерживается евангельского повествования.

...громадный щит с надписью на... языке «Разбойники»... — Булгаков не написал, на каком языке. Видимо, еще размышлял и не пришел к определенному решению. В следующей редакции: «...ехала повозка, нагруженная тремя дубовыми столбами с перекладинами, веревками и таблицами с надписями на трех языках — латинском, греческом и еврейском». То есть Булгаков повторил то, что записано в Евангелиях от Луки (XXIII, 38) и от Иоанна (XIX, 20). Однако в последней редакции писатель вновь отошел от евангельских повествований и изменил текст. Теперь он звучал так: «...ехали в повозке трое осужденных с белыми досками на шее, на каждой из которых было написано „Разбойник и мятежник" на двух языках — арамейском и греческом».

...и поднял с земли нож. Но он не успел ударить себя. — В следующей редакции безумное отчаяние Левия Матвея доведено писателем до крайней точки. Несомненно, в тексте отразилось и нарастающее год от года бессильное отчаяние самого автора.

Что снилось Босому. — Эта глава имела несколько названий: «Разговор по душам», «Необыкновенные приключения Босого», «Московские ночи».

Сдавайте валюту! — Некоторые исследователи полагают, что у описанной Булгаковым сцены вымогательства валюты был «литературный прототип». Так, Г. А. Лесскис в комментарии к этой главе ( Булгаков М. А. Собр. соч. Т. 5. С. 652) пишет: «...у этой неправдоподобной сцены был литературный прототип — книга немецкого писателя-антифашиста Л. Фейхтвангера „Москва. 1937"... В этой книге описывался инсценированный Сталиным судебный процесс над Радеком, Пятаковым и др. ...Фейхтвангер пытался уверить весь мир, будто обвиняемые... действительно совершали те преступления, в которых их обвиняли, а все это „походило больше на дискуссию, которую ведут в тоне беседы образованные люди..."». Но следует заметить, что Булгаков, отрицательно относившийся к данному произведению Л. Фейхтвангера, главу «Что снилось Босому» написал в 1933-1935 гг.! Как раз в это время заканчивалась вторая волна по насильственному изъятию валюты у населения. Кстати, Булгаков по этому поводу (противозаконному, естественно) особых печальных чувств не испытывал.

...Сергея Герардовича... — Сначала в тексте было «Сергея Бухарыча», а затем Булгаков исправил на Герардовича, но не везде.

И опять наступил антракт, ознаменов... — В этом месте вырван лист с текстом.

— Пречистенка, 2-й Лимонный... — Лимонный переулок выдуман писателем. По-видимому, подразумевался Померанцев переулок, соединявший Пречистенку с Остоженкой. Померанец — горький апельсин, дерево из группы цитрусовых. Переулок был переименован в 1922 г. из Троицкого в Померанцев в честь одного из участников Октябрьских боев в Москве — А. А. Померанцева. Возможно, Булгаков, игнорировавший переименования улиц, в данном случае обыгрывает это новое наименование.

История костюма и прочее. — Другие названия главы: «Странный день», «Безумный день».