Артур Дойл - Алая звезда

Предводитель охранников подбежал ко мне и сказал о причине их страха. По некоторым особенностям чалмы они были уверены, что эти люди принадлежат к племени дильва — самому жестокому и бессовестному среди бедуинов. Очевидно, они устроили здесь засаду и поджидали наш караван. Я с отчаяньем подумал о своих трудах и стараниях в Абиссинии, о долгом и опасном путешествии, о всех препятствиях, которые мне пришлось преодолеть. Меня приводила в бешенство мысль, что в последний момент я потерял все — не только прибыль, которую собирался выручить, но и все свои сбережения, которые вложил в купленные товары. Но было очевидно, что грабителей слишком много и обороняться бессмысленно, дай Бог, если удастся остаться в живых. И вот я мысленно вручил свою душу Святой Елене и с отчаяньем стал следить за приближением грабителей.

Я обратился к Святой Елене и обещал ей изрядное воздаяние, если она спасет меня. Я не поскупился и пообещал пожертвовать самые толстые восковые свечи — те, что продают по четыре штуки за фунт. В этот миг до меня донесся вопль радости — это кричали мои спутники. Я вскочил на тюк, чтобы увидеть, в чем дело. Признаюсь, я тоже не смог сдержать крика радости: я увидел на горизонте большой караван. Там было, по крайней мере, сотен пять верблюдов; их сопровождала вооруженная охрана. Вероятно, они направлялись из Макорабы. Вы знаете, существует неписаный закон для всех владельцев караванов — помогать друг другу, если в пустыне доведется столкнуться с грабителями. Теперь, вместе с новым караваном, мы представляли грозную силу. Грабители сразу это поняли и мгновенно исчезли: казалось, их поглотили пески. Подбежав поближе, я смог увидеть только облачко пыли, клубящееся над барханами, да вдали маячили шеи верблюдов, и слегка поблескивали копья всадников. Но вскоре и они исчезли из виду.

Но тут я понял, что вместо одной опасности меня подстерегала другая. Вначале я надеялся, что новый караван принадлежит какому-нибудь римлянину или, по крайней мере, сирийцу-христианину. Но оказалось, что им владели арабы. Разумеется, арабы-торговцы, которые живут в городах, не столь воинственны, как бедуины. Но сердце араба не знает закона и сожалений, поэтому, когда я увидел несколько сот человек, столпившихся полукругом возле наших верблюдов и жадно глазеющих на ящики с драгоценными металлами и тюки со страусовыми перьями, я стал готовиться к худшему.

Караван пришельцев возглавлял человек весьма примечательной наружности. На вид ему было около сорока. У него были благородные черты лица и густая темная борода, Глаза его пылали, в них чувствовалась огромная сила. В жизни не видывал таких глаз! В ответ на мои приветствия и изъявления благодарности он отвесил поклон и стоял в молчании, оглядывая богатство, которое неожиданно оказалось в его власти. Спутники его перешептывались, и я чувствовал, как растет напряжение.

К предводителю подошел молодой воин — казалось, он был с ним в дружеских отношениях. Юноша выразил словами желание своих товарищей.

— О, почтенный, — начал он. — Без сомнения, эти люди и их богатства ниспосланы нам свыше. Когда мы вернемся в святые места, кто из правоверных осмелится усомниться, что это перст Божий?

Но предводитель покачал головой:

— Нет, Али, так нельзя. Этот человек, я вижу, римлянин, и мы не можем обращаться с ним как с идолопоклонником.

— Но ведь он не правоверный! — воскликнул юноша, хватаясь за огромный кинжал, который болтался у пояса. — Позволь — и он расстанется не только со своими товарами, но и с жизнью, если откажется принять истинную веру.

Предводитель улыбнулся и покачал головой:

— Нет, Али, ты слишком горяч. Сейчас во всем мире не найти и трех сотен правоверных. И наши руки будут по локоть в крови, если мы станем отбирать жизнь и собственность у тех, кто не разделяет нашу веру. Запомни, юноша, что милосердие и честность — поводья и уздечка истинной веры.

— Но только для верующих, — возразил жестокий юнец.

— Нет, для всех. Это закон Аллаха. Но все же, — при этих словах лицо незнакомца потемнело, а глаза засверкали, — может настать день, когда наше милосердие иссякнет и горе тогда тем, кто не услышит нас. Тогда опустится меч Аллаха, и никому не будет пощады. Вначале меч поразит идолопоклонников. И это случится, когда весь мой народ, все мои родичи будут рассеяны по всему свету. И швырнут тогда в навозную кучу триста шестьдесят идолов. А Кааба станет домом и храмом Бога, который не будет знать соперников ни на земле, ни на небесах.

Тут предводитель умолк. Его спутники столпились вокруг; руки их крепко сжимали копья. Они не сводили горящих взоров с его лица. Их губы дрожали, ноздри раздувались от фанатического восторга — я понял, какой любовью и уважением пользуется среди них этот человек.

— Мы будем терпеливы, — продолжал он, — но однажды — через год — придет день, когда архангел Гавриил даст мне знать, что время слов миновало и наступил час меча. Да, нас мало, и мы слабы, но если на то будет Его воля, кто тогда посмеет сопротивляться нам? Ты ведь исповедуешь иудейскую веру, о, незнакомец?

— Нет, — ответил я.

— Что ж, тем лучше для тебя, — продолжал он с тем же выражением гнева на лице. — Сначала падут идолопоклонники, затем иудеи, ибо они не знают тех пророков, которых сами предсказывали. Последним настанет черед христиан, которые следовали за истинным пророком, но согрешили в том, что путали творение и Творца. Да, для каждого в свой черед настанет судный день — для идолопоклонников, для иудеев, и для христиан.

Во время этой речи оборванцы, окружавшие его, потрясали своими копьями. Они были очень серьезны. Но глянув на их лохмотья и убогое оружие, я не мог сдержать улыбки, — так нелепы казались их угрозы. Я представил себе, что будет, если они столкнутся в битве с воинами нашего императора, или со всадниками римской конницы. Но, разумеется, я держал эти мысли при себе: у меня не было ни малейшего желания стать мучеником за веру и пасть первой жертвой.

Наступил вечер. Было решено, что два каравана остановятся на ночлег вместе — никто не мог быть уверен, что грабители не вернутся. Я пригласил предводителя арабов отужинать со мной, и после долгого разговора со своими спутниками он пришел ко мне. Однако мое гостеприимство оказалось тщетным: он даже не притронулся к бутылке прекрасного вина, которую я раскупорил специально для него.

Не стал он пробовать изысканные блюда, которыми я потчевал его, а удовлетворился черствой лепешкой, финиками и водой. После трапезы мы уселись подле тлеющего костра: над нами раскинулся небесный свод. Небеса были темно-синего цвета, и на них ярко сияли звезды; такие звезды можно увидеть только в пустыне. Перед нами лежал наш лагерь. Было очень тихо, и лишь временами доносилось чье-то глухое бормотание или резкий крик шакала.

Читать дальше