Чарльз Диккенс - Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим (XXX-LXIV)

Я вошел в дом мистера Уикфилда и в маленькой низкой комнатке в первом этаже, где в давние времена обычно сидел Урия Хип, увидел мистера Микобера, который с великим усердием что-то писал. Он был в черном костюме, как и подобает законнику, и в этой маленькой канцелярии казался особенно дородным и внушительным.

Мистер Микобер очень обрадовался, увидев меня, но вместе с тем немного смутился. Он хотел тотчас же повести меня к Урии, но я отказался.

– Если вы припоминаете, я знаю этот дом уже давно и сам найду дорогу наверх. Как вам нравится юриспруденция, мистер Микобер? – спросил я.

– Дорогой мой Копперфилд, человеку, обладающему особенно богатой фантазией, мешает изучать юридические науки обилие мелочей, которые мы в них находим, – ответил мистер Микобер. – Даже в нашей деловой корреспонденции, – тут он бросил взгляд на написанные им письма, – ум не может воспарить до сколько-нибудь возвышенных выражений. Но все же это великое поприще. Великое поприще!

Затем он сказал, что снял внаймы прежний домик Урии Хипа и что миссис Микобер будет очень рада снова видеть меня под своим кровом.

– Кров смиренный, если употребить любимое выражение моего друга Хипа, – продолжал мистер Микобер, – но он может явиться ступенью, ведущей к более роскошному жилищу.

Я спросил его, доволен ли он тем, как относится к нему его друг Хип. Он встал с табурета, чтобы убедиться, плотно ли закрыта дверь, и только потом ответил, понизив голос:

– Дорогой Копперфилд! Когда напрягаешь силы под гнетом денежных затруднений, всегда находишься по сравнению с другими в невыгодном положении. Это не выгодное положение не улучшается, если гнет вынуждает вас просить жалованье до наступления срока платежа. Могу сообщить вам только, что мой друг Хип отвечает на призывы, о коих мне нет нужды распространяться, в такой форме, которая воздает должное в равной мере его уму и сердцу.

– Я не подозревал, что он так охотно дает свои деньги, – заметил я.

– Прошу меня простить, но я говорю о моем друге Хипе по личному опыту! – сказал мистер Микобер с несколько принужденным видом.

– Я рад, что ваш личный опыт столь для него благоприятен, – отозвался я.

– Вы очень любезны, мой дорогой Копперфилд! – сказал мистер Микобер и стал напевать сквозь зубы какую-то мелодию.

– Вы часто видите мистера Уикфилда? – спросил я, чтобы переменить тему разговора.

– Не очень часто, – ответил мистер Микобер пренебрежительно. – Мистер Уикфилд, позволю себе сказать, преисполнен благих намерений, но он… одним словом, он… опустился.

– Боюсь, что его компаньон прилагает к этому все усилия, – сказал я.

– Дорогой Копперфилд, позвольте мне сделать одно замечание! – сказал мистер Микобер, с некоторым смущением поерзав на табурете. – Я здесь нахожусь в качестве лица, пользующегося особым доверием. Здесь на меня возложена значительная ответственность. Даже с миссис Микобер (давней моей спутницей во всех превратностях судьбы и женщиной замечательного ума) я не могу касаться некоторых предметов, не подлежащих обсуждению в силу взятых мною на себя обязанностей. А потому мне приходится заявить, что в наших дружеских отношениях – о, я верю, они никогда не прекратятся! – следовало бы провести черту. По одну сторону черты, – тут мистер Микобер воспользовался конторской линейкой для изображения этой черты на конторке, – находится решительно все, относящееся к человеческому интеллекту с одним только исключением, а по другую – это самое исключение, иными словами дела фирмы «Уикфилд и Хип» со всем, что сюда относится. Надеюсь, я не наношу обиды спутнику моей молодости, осмеливаясь просить его беспристрастно обсудить это предложение. Хотя я увидел, что в мистере Микобере произошла перемена и он как-то обеспокоен, словно новые обязанности пришлись ему не по плечу, но обижаться у меня не было оснований. Так я ему и сказал, а он с облегчением потряс мне руку.

– Я, Копперфилд, прямо очарован мисс Уикфилд, – продолжал мистер Микобер. – Это – молодая леди, замечательная своими добродетелями, привлекательностью и изяществом манер. Честное слово, – тут мистер Микобер стал отвешивать грациозные поклоны и посылать воздушные поцелуи в пространство, – я выражаю нижайшее почтение мисс Уикфилд! Гм…

– Во всяком случае, это меня радует, – сказал я.

– Если бы мы не имели удовольствия как-то провести с вами приятный вечер, когда вы сообщили нам, что ваша любимая буква – "Д", я безусловно предположил бы, что это буква "А", – сказал мистер Микобер.

Всем нам известно чувство, которое иногда возникает у человека, будто то, что он говорит и делает, он уже говорил и делал в далеком прошлом и давно-давно видел те же самые лица, предметы и окружение и будто он прекрасно знает, что именно ему сейчас скажут, словно внезапно вспомнил эти слова.

Загадочное это чувство я ни разу в своей жизни не испытывал прежде с такой силой, как в тот раз, когда мистер Микобер произнес приведенную выше фразу.

Вскоре я попрощался с мистером Микобером, поручив ему передать привет всем домашним. Когда я его покинул, а он уселся на табурет и, взяв перо в руки, покрутил головой словно для того, чтобы привести ее в должный порядок, прежде чем снова приняться за работу, я ясно почувствовал, что с той поры, как он приступил к своим новым обязанностям, между нами возникла какая-то преграда, которая мешает нам обходиться друг с другом по-прежнему и решительно изменяет характер наших отношений.

В уютной старой гостиной никого не было, хотя все говорило о недавнем пребывании здесь миссис Хип. Я заглянул в комнату, все еще занимаемую Агнес, и увидел, что она сидит у камина за старинным изящным бюро и пишет.

Входя, я заслонил свет, и она подняла на меня глаза. Как радостно было сознавать, что являешься причиной такой внезапной перемены в ее задумчивом лице и тебя встречает такой ласковый, милый взгляд!

– Ах, Агнес, последнее время мне вас так недоставало! – сказал я, когда мы уселись рядом.

– Да что вы? Снова! И так скоро? – спросила она. Я кивнул головой.

– Я не понимаю, как это получилось, Агнес. Мне кажется, что мне не хватает каких-то свойств, в которых я очень нуждаюсь. В счастливые прежние времена вы так много здесь думали за меня, а я, не размышляя, так часто приходил к вам за советом и помощью, что, право, мне кажется, будто я потому-то этих свойств и не приобрел.

– А каких именно? – весело спросила Агнес.

– Не знаю, как их назвать. Скажите, можно считать меня настойчивым и серьезным?

– Я в этом убеждена, – ответила Агнес.

– И терпеливым? – спросил я несколько неуверенно.

– Да! – сказала, засмеявшись, Агнес.

– А тем не менее я чувствую себя так скверно и тревожно, становлюсь таким нерешительным, настолько сомневаюсь в себе, что, должно быть, мне не хватает… Как бы это сказать… Мне не на кого положиться. Так?