Леон Юрис - Исход

— Боже милостивый! — вырвалось у него.

— Капитан Мак-Уильямс, — раздался голос у него за спиной. Он обернулся и увидел рослую, стройную девушку лет двадцати, одетую в синие шорты, блузку и сандалии.

— Меня зовут Хана. Я полечу с вами и буду заботиться о пассажирах.

Теперь рейс показался Фостеру действительно интересным. Он неистово пялил глаза на Хану, но она не обращала на него никакого внимания.

— У вас есть какие-нибудь инструкции? Это ведь наш первый такой рейс.

— Какие, к черту, инструкции! Вы держите этих туземцев подальше от кабины, но сами, конечно, можете входить в любое время. И пожалуйста, зовите меня Текс.

Фостер снова начал наблюдать за посадкой. Очереди йеменитов не было конца.

— Сколько человек вы думаете напихать в машину? -

— У нас сто сорок человек по списку.

— Что? Вы в своем уме? Да мы с места не сдвинемся! Сделайте одолжение, Хана, сбегайте к кому надо и передайте от моего имени, чтобы половину оставили.

— Капитан Мак-Уильямс! — взмолилась девушка. — Они ведь такие легкие.

— Фисташки тоже не тяжелые, но это не значит, что их можно взять миллиард.

— Ну пожалуйста! Я обещаю вам, что никаких хлопот у вас с ними не будет.

— Еще бы! Мы не доберемся и до конца взлетной полосы, как никого не останется в живых.

— Капитан Мак-Уильямс! Мы в отчаянном положении. Англичане приказали немедленно вывезти их из Адена. Они каждый день переходят границу сотнями.

Фостер что-то буркнул. Работники лагеря, стоявшие рядом, затаили дыхание. И тут он совершил ошибку: посмотрел Хане в глаза. Снова принялся считать, немножко поразмышлял и решил, что при некотором везении старая лохань может подняться в воздух. А уж там он как-нибудь не даст ей упасть.

— Ну, давайте, — бросил он. — Мне-то что! Так или иначе, это мой первый и последний рейс.

Начальник лагеря вручил ему окончательный список. В самолет влезли сто сорок два человека. Хана принесла еду и медикаменты. Наконец по трапу поднялся сам Фостер. Страшная вонь ударила ему в нос.

— Мы не успели их выкупать, — извинилась Хана. — Не знали, когда вы прилетите.

Он заглянул в грузовой отсек. Самолет был битком набит тщедушными людьми. Испуганные, они сидели на полу, скрестив под собой ноги. Запах стоял ужасный.

Фостер вошел, закрыл за собой люк и стал прокладывать себе путь дюйм за дюймом. Пока он добрался до кабины, его лицо стало серо-зеленым. Он распахнул окошко, чтобы вдохнуть свежего воздуха, но его обдал жаркий ветер. Текс включил мотор и перегнулся через окошко, чтобы дать волю рвоте. Его продолжало тошнить и когда машина оторвалась от земли. Он пососал лимон. Ему полегчало, только когда самолет набрал высоту и стало немного прохладней.

Самолет качало. Над проливом Баб-эль-Мандеб Фостер свернул и полетел над Красным морем. Справа была Саудовская Аравия, слева — Египет.

Вошла Хана. Она тоже позеленела.

— Уймите, пожалуйста, машину, — сказала она. — Их всех тошнит.

— Включите там вентиляторы. Я попытаюсь подняться повыше. Холодный воздух их отрезвит.

Головная боль не проходила. Какой он дурак, что поддался на удочку этого Стреча Томпсона!

Через полчаса Хана снова вошла в кабину.

— Теперь они ужасно мерзнут. И я тоже.

— Как угодно. Если я сейчас включу печку, они опять начнут блевать.

— Тогда пусть лучше мерзнут, — пробормотала Хана и вернулась к своим подопечным.

Немного погодя она ворвалась в кабину, что-то выкрикивая на иврите.

— Говорите по-английски!

— Пожар! Они разложили костер, чтобы погреться!

Включив автопилот, Фостер бросился в отсек, расшвыривая пассажиров. Посередине самолета теплился небольшой костерок. Он его затоптал, а когда злость прошла, вернулся к Хане, у которой подгибались колени от страха.

— Вы умеете разговаривать с этими людьми?

— Да, на иврите.

Фостер дал ей микрофон и приказал:

— Передайте им, что каждый, кто сдвинется с места, имеет шанс искупаться в Красном море.

Когда раздался голос Ханы, йемениты стали показывать пальцами на потолок, жалобно визжать и корчиться от страха.

— Что это на них нашло? Что вы им сказали?

— Они не знают, что такое громкоговоритель. Они думают, что это сам Бог с ними разговаривает.

— Очень хорошо. Пускай так и думают.

Дальше все пошло гораздо спокойнее. Правда, без происшествий не обошлось. Едва Фостеру полегчало, как снова поднялся переполох. Он закрыл глаза.

— Боженька, — вздохнул он, — обещаю стать с этого дня добрым христианином, только пусть этот дьявольский день кончится.

Хана вошла в кабину.

— Я уж боюсь вас и спрашивать, что там за шум, — буркнул Фостер.

— Текс! — воскликнула она. — У вас крестник родился!

— Чего?

— Там женщина разродилась.

— Не может быть!

— Честное слово, — сказала Хана. — У них это просто. Мать и сын чувствуют себя хорошо.

Он снова закрыл глаза и глотнул порцию воздуха. Целый час они летели спокойно. Что-то тут не так, подумал Фостер. Однако пассажиры уже привыкли к рокоту «орла» и, устав от пережитого, начали дремать. Хана принесла Фостеру чашку горячего бульона, и они посмеялись над пережитыми страхами. Фостер долго расспрашивал Хану о йеменитах и о войне в Палестине.

— Где мы сейчас находимся?

Фостер, капитан самолета, он же помощник капитана, штурман и радист, посмотрел на карту:

— Еще немножко, и мы повернем на север над Акабским заливом. По пути в Аден я видел в пустыне укрепления.

— Будем надеяться, война скоро кончится

— Да, милая, война — скверная штука. Но скажите, какого черта вы влезли в это дело? Сколько бы вам ни платили, эта работа стоит вдвое больше.

— Да мне ничего не платят, — улыбнулась Хана.

— Как так?

— Меня просто послали. Теперь, может быть, пошлют строить с этими людьми поселение, а может, — дальше летать по этому маршруту.

— До меня как-то не доходит…

— Это трудно объяснить. Посторонние часто не понимают наших чувств. Для нас деньги — ничто. Зато доставить этих людей в Израиль — все. Когда-нибудь я, может быть, объясню вам получше.

Фостер пожал плечами. Странные дела происходят в мире. Ну да мне-то что, подумал он. Что и говорить, интересный получился рейс, но одного вполне хватит.

Немного погодя он кивнул:

— А вот и Израиль.

Хана схватила микрофон.

— Эй, что вы делаете?

— Пожалуйста, Текс! Разрешите мне сказать им об этом. Они ждали этого мгновения тысячи лет.

— Чего доброго, разобьют мне машину.

— Обещаю вам, ничего не будет. Я заставлю их сидеть тихо.

— Что ж, валяйте!

Он снова включил автопилот и подошел к двери. Хана объявила в микрофон, что в эту минуту они пересекают границу Израиля.

На борту самолета началось светопреставление. Слезы и смех, молитвы и пляски, обрывки песен, объятия и крики радости — все смешалось.