Леон Юрис - Исход

Геноцид! Танец смерти, охвативший шесть миллионов человек! Карен впервые услышала имена Франка и Мюллера, Гиммлера и Розенберга, Штрейхера, Кальтенбруннера и Гейдриха. Она услышала имена тысяч людоедов поменьше: Ильзы Кох, которая приобрела страшную славу, изготовляя абажуры из татуированной человеческой кожи; Дитера Вислицены, быка-провокатора, который вел человеческие стада на убой; Крамера, который специализировался на избиении кнутом голых женщин. Все чаще произносилось имя самого остервенелого палача — Эйхмана, палестинского немца, свободно говорящего на иврите, — одного из авторов геноцида.

Карен прокляла тот день, когда приподняла завесу, на которой было написано слово «еврей», — за этой завесой притаилась смерть. Одно за другим приходили подтверждения гибели ее дядей, братьев, племянников…

Геноцид проводился в жизнь с точностью безупречной машины. Сначала немцы действовали неуклюже: просто расстреливали. Это выходило чересчур медленно. Они мобилизовали ученых для организации дела на широкую ногу. Были придуманы душегубки, в которых людей умерщвляли газом по пути на кладбище. Но и душегубки действовали слишком медленно. Тогда были построены печи и газовые камеры производительностью в две тысячи трупов за полчаса; в лагерях побольше производительность нередко доходила до десяти тысяч. Организация массового истребления стала безупречной, и машина геноцида заработала полным ходом.

Карен слышала о тысячах заключенных, которые, чтобы избежать газовых камер, бросались на колючую проволоку, через которую шел ток.

Карен слышала о сотнях тысяч людей, не выдержавших болезней и голода, чьи трупы бросали в ямы вперемешку с дровами, обливали бензином и сжигали.

Карен слышала о трюках, применяемых к матерям, чтобы отнять у них детей под предлогом переселения из барака в барак. Она слышала об эшелонах, до отказа набитых стариками и больными, о дезкамерах, где перед входом заключенным давали в руки кусочки мыла. Эти помещения были в действительности газовыми камерами, а кусочки мыла — всего лишь камешками.

Карен слышала о матерях, которые, прежде чем войти в газовую камеру, прятали своих детей в одежде, оставленной на вешалке. Немцы хорошо знали эти хитрости и детей всегда находили.

Карен слышала о тысячах раздетых догола людей, поставленных на колени на краю ими самими вырытых могил. Об отцах, прикрывавших ладонями глаза своих детей, когда немецкие пистолеты стреляли им в затылок.

Она слышала о гауптштурмфюрере СС Фрице Гебауэре, который собственноручно душил женщин и обожал смотреть, как умирали младенцы, опущенные в ледяную воду.

Она слышала о Гейнене, который разработал метод убийства одним выстрелом нескольких людей, поставленных в ряд, и неустанно старался побить свой предыдущий рекорд.

Она слышала о Франке Варцоке, который любил заключать пари, сколько проживет человек, подвешенный за ноги вниз головой.

Она слышала об оберштурмбанфюрере Роките, который руками разрывал человеческие тела на части.

Она слышала о Штейнере, который просверливал дыры в головах и животах заключенных, вырывал ногти, выкалывал глаза и подвешивал обнаженных женщин за волосы.

Она слышала о генерале Франце Йекелне, который организовал массовое убийство в Бабьем Яре. Бабий Яр — предместье Киева, где за два дня, к ликованию местных антисемитов, были расстреляны 33 тысячи евреев.

Она слышала об анатомическом институте профессора Хирста в Штрасбурге и о его ученых; видела изуродованных женщин, служивших им подопытными кроликами.

Крупнейшим среди подобных «научных центров» был Дахау. Она слышала, что доктор Хейскеер вводил в кровь детей палочки Коха и наблюдал, как они умирают. Доктор Шульц интересовался отравлениями крови. Доктор Рашель хотел спасти жизнь немецких летчиков и во имя этого ставил опыты, при которых люди помещались в искусственно создаваемые высотные условия и погибали на глазах «ученых», наблюдавших за ними через глазок. Проводилось и множество других опытов по так называемой программе «Истина в науке», достигшей, может быть, своей высшей точки в искусственном оплодотворении женщин семенем животных.

Карен слышала о Вильхаузе, коменданте лагеря в Яновске, что поручил композитору Мундру написать «Танго смерти». Звуки этого танго были последними в жизни двухсот тысяч евреев, ликвидированных в Яновске. Она слышала и о хобби Вильхауза — подбрасывать младенцев в воздух, чтобы проверить, сколько раз он успеет попасть в них из пистолета, прежде чем они упадут на землю. Его жена Отилия тоже была превосходным стрелком.

Карен слышала о немецких наймитах из литовцев, которые забивали людей насмерть дубинками и сапогами, о хорватских усташах, замучивших сотни тысяч заключенных.

Карен содрогалась от ужаса. Ее преследовали кошмары. Она не могла спать по ночам, географические названия обжигали ее мозг. Попали ее отец, мать и братья в Бухенвальд или погибли среди ужасов Дахау? Может быть, они сгинули в Хелмно вместе с миллионами других жертв или в Майданеке — вместе с 750 тысячами? Или в Бельзеце, в душегубках Треблинки, в Собиборе, в Травниках, в Понятове или в Кривом Роге? Были они расстреляны в шахтах в Краснике или разорваны на куски псами в Дьедзине, или замучены в Штутхофе?

Кнут! Ледяные ванны! Электрический ток! Паяльные лампы!

Геноцид!

А может быть, в Шойзеле, в Доре, в Нейгамме, в Гросс-Розне? Может быть, им довелось слушать «Танго смерти» Вильхауза в Яновске? Не были ли ее родные среди трупов, переработанных на мыло в Данциге?

Смерть неотступно витала над перемещенными лицами в лагере Ля Сиотат.

…А Карен слышала еще и еще географические названия: Данагиен, Эйвари, Гольдпильц, Виевара, Порткунде… Она уже не могла ни есть, ни спать… Кивиоли, Варва, Магдебург, Плашов, Щебнье, Маутхаузен, Заксенхаузен, Ораниенбург, Ландсберг, Берген-Бельзен, Рейнсдорф, Близины.

Геноцид!

Фоссенберг! Равенсбрюк! Нацвейлер!

Однако все это бледнело перед самым зловещим словом — Освенцим!

Освенцим с тремя миллионами убитых!

Освенцим со складами, набитыми очками.

Освенцим со складами, набитыми обувью, одеждой, жалкими тряпичными куклами.

Освенцим со складами человеческих волос для набивки тюфяков!

Освенцим, где тщательно собирали и переплавляли для отправки в научный институт Гиммлера золотые коронки. Освенцим, где черепа особо красивой формы сохраняли в качестве пресс-папье!

Освенцим, где кости сожженных размельчали кувалдами, чтобы замести следы злодеяний.

Освенцим, где над главными воротами красовалась надпись: «Труд освобождает».

Карен Хансен-Клемент слушала и смотрела, пока хватало сил. Желание жить покидало ее. И все же в конце концов произошел перелом, она очнулась.