Антуан-Франсуа Прево - История одной гречанки

Угощение было изысканное и продолжалось долго. Веселье подогревалось множеством забавных историй и острот. Пили хоть и не много, зато попробовали несколько сортов вина, не отказываясь и от наливок. Словом, хотя и не произошло ничего предосудительного, то, чему я оказался свидетелем, до такой степени огорчило меня, что я решил высказать свое неудовольствие. Но я собирался повременить до Парижа, а теперь, думая, что дамы уже готовы направиться к ожидающей их карете, боялся только одного: как бы они не увидели меня, когда я пойду к своему экипажу. Но тут я заметил, что господин де Р ***, предложив руку компаньонке, повел ее по тенистой аллее, отнюдь не ведущей к воротам парка. Граф точно так же подал руку Теофее, и я вообразил, что он направится вслед своему другу, а потому решил только наблюдать за ними издалека. Однако я увидел, что они собираются свернуть на другую аллею.

Положение показалось мне нестерпимым. Не дожидаясь того, чтобы дело дошло до беды, я бросился наперерез, и тут мне даже не требовалось наускиванья господина де С ***. Я взял с него слово, что он будет вести себя в рамках умеренности, и мы последовали за четырьмя влюбленными. Я сделал вид, будто мне вздумалось погулять в Сен-Клу, а тут я случайно узнал об их пикнике и постарался встретиться с ними. Они были до того смущены, что никак не могли прийти в себя, хотя я и держался внешне непринужденно и делал вид, будто весьма рад нашей встрече; лишь после долгого замешательства они учтиво предложили нам остатки их завтрака.

У меня не было ни малейшей охоты принять это предложение; чтобы немедленно положить конец опасной затее, я сказал дамам, что мне необходимо кое-что сообщить им, а потому я прошу уделить мне место в их карете.

— Господа приехали, конечно, в своих экипажах, — сказал я, обращаясь к молодым людям, — впрочем, моя карета к их услугам.

У господина де Р *** была своя карета. Мы поехали прямо к воротам, и двоим влюбленным пришлось с горечью убедиться, что господин де С *** занял одно из мест, где они только что сидели.

Было бы чересчур жестоко при постороннем упрекать дам в бестактности. Урок нравственности я отложил до Парижа; сидя напротив компаньонки, я разглядывал ее и, вспоминая ее в зелени и цветах, не мог удержаться от смеха и не сказать ей несколько комплиментов в духе тех, какие она только что выслушивала. Мне показалось, будто воображение ее уже настолько одурманено, что она и мои похвалы принимает за чистую монету. Теофея лукаво улыбалась, но я и ей готовил комплимент, — такой, над которым ей придется задуматься. Однако она успела сказать господину де С *** словечко, окончательно лишавшее его всякой надежды. То ли она подозревала, с какой целью мы явились в Сен-Клу, и считала его зачинщиком этой поездки, то ли ей действительно претило его ухаживание, становившееся порою, как я и сам замечал, назойливым, но она воспользовалась минутой, когда он подал ей руку, чтобы помочь выйти из кареты. Попросив его не докучать ей в дальнейшем своими посещениями и ухаживанием, которые никогда не были ей по вкусу и которые она просит прекратить, она сказала, что считает сегодняшнюю их встречу последнею. Господин де С *** до того растерялся, что, когда Теофея направилась к дому, не решился последовать за нею.

Жалобы свои он начал изливать мне. Я был тем более растроган ими, что обращение Теофеи с господином де С *** казалось мне никак не соответствующим обычной ее мягкости; к тому же я понимал, что она могла дойти до такой крайности только потому, что находится во власти непреодолимого увлечения. Я уговаривал господина де С *** утешиться, как утешаются все неудачники в любви, и уверял его в своих дружеских чувствах, которые должны хоть немного возместить его утрату. Присущее ему чистосердечие было мне дороже его богатства и привлекательной внешности.

— Приходите ко мне как только вздумается, — сказал я. — Я не стану навязывать Теофее что-либо, но объясню ей, как много она теряет, отвергая ваши предложения, и, конечно, устыжу ее, если она даст власть над собою какой-нибудь предосудительной страсти.

Я плохо себя чувствовал и вынужден был обедать у себя в комнате; это лишало меня удовольствия проводить время с моими домочадцами. Но то самое любопытство, которое повлекло меня в Сен-Клу, помешало мне дождаться вечера, чтобы откровенно поговорить с Теофеей. Я узнал, в котором часу она намеревается лечь спать, и попросту отправился к ней, как у нас завелось в силу долгой привычки; я сказал, что привели меня к ней соображения в высшей степени серьезные; не знаю, догадывалась ли она о причине моего появления, но я заметил, что она взволнована. Однако она стала слушать меня с глубоким вниманием. Желание понять собеседника, прежде чем ответить ему, было одной из привлекательных черт ее характера.

Я сразу приступил к делу.

— Вы выражали желание жить возле меня и сами знаете, чем объяснили такое желание, — сказал я. — Оно отвечало вашей склонности к жизни спокойной и добронравной. Разве вы не находите здесь того, к чему стремились? Зачем ехать в Сен-Клу в поисках удовольствий, столь чуждых вашим взглядам, и что может быть у вас общего с господином де Р *** и графом де ***, у вас, столько говорившей о добродетели, которая никак не согласуется с их взглядами на жизнь? Вы еще не знакомы с нашими нравами, и это служит вам извинением, — добавил я. — Так я думаю потому, что расположен к вам. К тому же я дал вам в наставницы сумасбродку, забывающую самые основы добронравия. Но поездка в Сен-Клу, непринужденная близость с молодыми людьми, у которых нет ничего общего с вашим образом мыслей, — что сказать на это? Такое пренебрежение основными правилами приличия вызывает у меня тревогу, которую я не в силах скрыть.

Тут я потупился, предоставляя ей обдумать ответ. Ждать мне пришлось недолго.

— Я понимаю, как далеко заходят ваши подозрения, — сказала она, — слабость, проявленная мною в Ливорно, вполне оправдывает их. Тем не менее вы крайне несправедливы, если думаете, что будь то в Сен-Клу, будь то в другом каком-нибудь месте, где вы за мной наблюдали, я хоть на миг отклонилась от правил, которые я ношу в сердце. Вы сами тысячу раз твердили мне, — продолжала она, — и этому же учат меня и книги, которые вы мне даете, что надо применяться к слабостям окружающих, быть общительной, снисходительно относиться к недостаткам и увлечениям друзей; я осуществляю в жизни ваши взгляды и те истины, которые постоянно черпаю из книг. Я хорошо знаю вас, — добавила она, пристально глядя на меня; — я знаю, что вам можно доверить любую тайну, но вы дали мне в компаньонки особу, со слабостями которой я обязана считаться. Она ваш друг и моя наставница; что же мне остается делать, как не подчиняться и не угождать ей?