Уильям Хоуэллс - Возвышение Сайласа Лэфема

— Может быть, — говорила мать, — не так уж это было бы плохо. Она очень ласкова со своей матерью; она, видимо, слабохарактерная, хотя кое в чем очень умелая.

— О, она и с Томом будет очень ласкова, будьте уверены, — сказала Нэнни. — А из таких слабохарактерных выходят самые узколобые. Она вообразит, будто мы с самого начала были против нее.

— У нее нет для этого оснований, — вмешалась Лили, — и мы ей оснований не дадим.

— Нет, дадим, — возразила Нэнни. — Так получится само собою, во всяком случае, достаточным основанием будет ее невежество.

— Мне она не кажется столь уж невежественной, — сказала справедливая миссис Кори.

— Конечно, читать и писать она умеет, — согласилась Нэнни.

— Не представляю себе, о чем он может с ней говорить, — сказала Лили.

— О, это как раз просто, — сказала ее сестра. — Они говорят сами о себе, а иногда — друг о друге. Я этого наслушалась на верандах отелей. Она вышивает, или вяжет, или плетет кружева, или еще что-нибудь такое; он говорит, что она, как видно, очень любит рукоделье, а она говорит: да, да, она очень этим увлекается, все над ней даже смеются, но что поделаешь, это у нее с детства, и так далее, с мельчайшими подробностями. Наконец она говорит: может, ему не нравится, если кто-то плетет кружева, вяжет, вышивает и все такое? А он говорит: что вы! Очень нравится, как она могла это подумать? Ну, а сам он предпочитает грести или ночевать в лесу в палатке. Потом она позволяет ему подержать уголок ее рукоделья, а может быть, и пальчики; тут он набирается храбрости и говорит, что она, наверное, ни за что не согласится отложить рукоделье и прогуляться по скалам или пособирать чернику, а она склоняет голову набок и говорит, что, право, не знает. И они уходят, и он ложится у ее ног на скалах или собирает чернику и кладет ей на колени, и они продолжают говорить о себе и сравнивать, что их отличает друг от друга. А потом…

— Достаточно, Нэнни, — сказала мать.

Лили печально улыбнулась:

— Какая гадость!

— Гадость? Ничуть нет! — возразила сестра. — Наблюдать это очень забавно, а делать самой…

— Что люди видят друг в друге — это всегда тайна, — сказала строго мать.

— Да, — согласилась Нэнни, — но нам сейчас от этого не легче.

— Не легче, — сказала мать.

— Остается только надеяться на лучшее, пока мы не узнали худшее. А если оно настанет, постараемся и в нем найти нечто хорошее.

— А вдруг будет не так уж плохо. Когда я приезжала сюда в июле, я говорила вашему отцу, что поладить всегда можно. Надо принять все как нечто естественное и стараться, чтобы это не портило отношений между нами самими.

— Верно. Но трудно заранее смириться. Ведь это большая уступка, — сказала Нэнни.

— Конечно, нам следует противиться — всеми допустимыми способами, — сказала мать.

Лили больше не вмешивалась. В качестве натуры артистической она считалась не очень практичной. Решить, что делать, и справиться у Тома Кори о его желаниях выпало на долю ее матери и сестры.

— Твой отец писал мне, что сделал визит полковнику Лэфему в его конторе, — сказала миссис Кори, пользуясь первым же случаем говорить с сыном.

— Да, — сказал Кори. — Отец подумывал об обеде, но, по моему совету, ограничился визитом.

— О! — сказала миссис Кори с облегчением, точно это бросало новый свет на тот факт, что визит предложил именно сын. — Он мне так мало писал об этом, что я ничего не знаю.

— Мне казалось, что им нужно встретиться, — объяснил сын. — Так же думал и отец. Я был рад, что предложил это; а полковнику Лэфему чрезвычайно приятно.

— Да, да, это было во всех отношениях правильно. А ты, вероятно, видался летом также и с его семьей?

— Да, часто. Я довольно часто ездил в Нантакет.

Миссис Кори опустила глаза. Потом она спросила:

— Как они поживают?

— Все здоровы, иногда прихварывает только сам Лэфем. Я его навестил раз или два. Он не дал себе за это лето никакого отдыха; он так любит свое дело, что, видимо, не может ни на миг с ним расстаться. Вот он и оставался в городе под предлогом, что строится…

— Ах, да, дом. Это будет нечто великолепное?

— Да, дом красивый. Его строит Сеймур.

— Тогда, конечно, он будет отличный. А барышень и миссис Лэфем дом тоже занимает?

— Миссис Лэфем — да. А барышень, кажется, меньше.

— Ведь это делается для них. Разве они не честолюбивы? — спросила миссис Кори, осторожно подходя к нужной теме.

Сын немного подумал. Потом ответил с улыбкой:

— Мне кажется, что нет. Совсем не честолюбивы. — Миссис Кори перевела дух. Но сын прибавил: — За них честолюбивы родители, — и она снова встревожилась.

— Вот как, — сказала она.

— Они очень простые и милые девушки, — продолжал Кори. — Тебе, я думаю, понравится старшая, когда ты ее узнаешь.

Когда ее узнаешь. Это, видимо, означало, что обеим семьям предстояло познакомиться поближе.

— Она, значит, более интеллектуальна, чем ее сестра? — отважилась спросить миссис Кори.

— Интеллектуальна? — повторил сын. — Это не совсем то слово. Но она, несомненно, умнее.

— Младшая, кажется, очень разумна.

— О да! И так же практична, как хороша собой. Она все умеет и все любит делать. Ты не находишь, что она необычайно красива?

— Да, — сказала с усилием миссис Кори.

— И она очень добра, — сказал Кори, — совершеннейшая невинность и вся видна насквозь. Чем лучше ты ее узнаешь, тем больше она тебе понравится.

— Она мне сразу понравилась, — героически сказала мать; но долее не выдержала. — Только я боюсь, что она может быть скучной: ее горизонт так ограничен.

— Я этого тоже боялся, но вовсе нет. Она интересна самой своей ограниченностью. Ход ее мыслей весь на виду, как у ребенка. Она даже не сознает своей красоты.

— Вряд ли молодые люди могут угадать, что именно сознает девушка, — сказала миссис Кори. — Но я не говорю, что барышни Лэфем… — Сын слушал с рассеянной улыбкой. — О чем ты вспомнил?

— Я просто вспомнил мисс Лэфем и некоторые ее слова. Она очень остроумна.

— Ты о старшей? Да, ты говорил. А у нее ход мыслей тоже на виду?

— О нет, она полна неожиданностей, — и Кори снова задумался и снова улыбнулся; но не сказал, чему именно, и мать не спросила.

— Не знаю, как понимать его — он хвалит девушку так откровенно, — сказала она после мужу. — Это было бы естественно, если бы он уже объяснился с ней, а я чувствую, что еще нет.

— Вы, женщины, не поднялись еще — и это доказывает ограниченность вашего пола — до Бисмарковой концепции в дипломатии. Если мужчина хвалит одну женщину, вы думаете, что он влюблен в другую. По-вашему, если Том меньше хвалил старшую сестру, из этого следует, что он объяснился ей?

Миссис Кори отвергла этот вывод, сказав, что вовсе ничего из этого не следует.