Эрнест Хемингуэй - Острова в океане

– Вилли уверен, что он болтал.

– Вилли что-нибудь знает?

– Нет. Но он уверен.

– Это не исключено. А может, у них другой расчет – высадиться на побережье и наземным путем добраться до Гаваны, а там уже сесть на испанский пароход. Или аргентинский. Но они пуще всего боятся быть пойманными – все из-за той бойни. И с отчаяния могут пойти напролом.

– Хорошо бы.

– Если мы сумеем справиться с ними, – сказал Томас Хадсон.

Но ночь прошла, и ничего не случилось. Только загорались и гасли звезды, и восточный ветер дул с прежней силой, и журчала вода, засасываемая под днище. Волнение, вызванное приливом и ветром, сорвало с корня много фосфоресцирующих водорослей, и они плавали там и сям, точно языки бледного, нездорового огня.

Под утро ветер утих немного, и, когда рассвело, Томас Хадсон улегся ничком на голые доски и заснул, уткнувшись в брезент лицом, – заснул так крепко, что даже не слышал, как Антонио куском брезента накрыл его вместе с его оружием.

Антонио простоял на вахте до тех пор, пока прилив не достиг такой высоты, что судно свободно заколыхалось на волнах. Тогда он разбудил Томаса Хадсона. Они выбрали якоря и пошли, спустив на воду шлюпку, которая шла впереди, замеряла глубину и вехами отмечала места, внушавшие опасение.

Вода теперь была чистая и прозрачная, и размечать фарватер было хоть и нелегким делом, но не таким трудным, как вчера. В том месте, где они сели на мель накануне, воткнули в грунт большую ветку, и Томас Хадсон, оглядываясь, всякий раз видел, как зеленые листья полощутся в воде.

Шлюпка шла по протоке, а Томас Хадсон вел судно почти вплотную за ней. Они миновали остров, который издали казался круглым и маленьким, а теперь неожиданно развернулся в длину. Вдруг Хиль, смотревший в бинокль туда, где сплошной, но ломаной линией тянулись зеленые острова, сказал:

– Вижу веху, Том. В мангровых зарослях, прямо по ходу шлюпки.

– Внимание, – сказал Томас Хадсон. – Это что, канал?

– Похоже на то, но я не могу разглядеть, где вход в него.

– На карте он совсем узенький. Будем задевать за ветки с обеих сторон.

И тут он кое-что вспомнил. Как же это я так оплошал, подумал он. Но теперь делать нечего. Нужно идти вперед, пока судно не выберется из этой протоки. А уж тогда можно будет послать шлюпку обратно. Он позабыл сказать Вилли и Аре, чтобы они разминировали шхуну. Неровен час, какие-нибудь бедные рыбаки набредут на нее. Ну ничего, можно еще вернуться и привести все в порядок.

С шлюпки усиленно сигнализировали, показывая ему, что нужно держаться как можно правее, подальше от трех крошечных островков и поближе к мангровым зарослям. Потом, словно там не надеялись, что он правильно понял, шлюпка повернула и пошла назад.

– Проход чуть ли не в самых зарослях! – крикнул Вилли Томасу Хадсону. – Правь так, чтобы веха осталась у тебя слева. Мы пойдем дальше, а ты крой за нами, пока не получишь новых сигналов. Здесь глубоко.

Ара, осклабившись, сделал крутой разворот, и шлюпка опять заскользила впереди судна. Взяла было влево, потом вправо и наконец вовсе исчезла среди зелени.

Томас Хадсон старался не очень отставать от нее. Проход тут был довольно широким, хотя на карте он вовсе не значился. Должно быть, ураган расчистил заросшую протоку, подумал он. Много чего изменилось с тех пор, когда шлюпки американского экспедиционного судна «Нокомис» обследовали эти места.

И тут он заметил: ни одна птица не вылетела из гущи мангровых зарослей, куда направилась шлюпка.

Не оставляя штурвала, он наклонился к переговорной трубке и сказал Генри, находившемуся в носовом кубрике:

– Здесь мы можем нарваться на них. Приведи в готовность орудия. Держись за щитком и, если они откроют огонь, стреляй туда, где увидишь вспышки.

– Слушаю, Том.

Антонио он сказал:

– Мы можем на них нарваться в этой протоке. Будь наготове внизу и, если они начнут стрелять, отвечай, целясь пониже замеченных вспышек. Будь наготове, Хиль, – сказал он. – Оставь свой бинокль. Достань две гранаты, поставь на боевой взвод и положи на стеллаж справа, чтоб они были у меня под рукой. Чеки на огнетушителях тоже поставь на боевой взвод, а бинокль брось. Нужно ждать нападения с обеих сторон. Скорей всего, именно так и будет.

– Ты мне скажешь, когда бросать, Том?

– Бросай, как только увидишь вспышки. Только бросай повыше, надо, чтобы они упали сверху на кусты.

Ни одной птицы не было видно, а он знал, что в часы прилива в мангровых зарослях должно быть полно птиц. Судно входило в узкий проход, и Томас Хадсон, в одних шортах, босой, с непокрытой головой, чувствовал себя голым настолько, насколько может быть гол человек.

– Ложись, Хиль, – сказал он. – Я тебе скажу, когда пора будет встать и бросить.

Хиль лег на мостик, держа наготове два огнетушителя, которые были начинены динамитом и снабжены взрывателями от гранат армейского образца.

Томас Хадсон оглянулся на него и увидел, что он весь мокрый от пота. И тут же перевел взгляд на заросли, окаймлявшие протоку с обеих сторон.

Можно бы еще попробовать выбраться задним ходом, подумал он. Только при таком течении вряд ли это бы удалось.

Он теперь неотрывно смотрел на зеленые берега впереди. Вода снова стала совсем бурой, а мангровые листья блестели как лакированные. Он всматривался, стараясь увидеть, нет ли где углубления или вырубки в зарослях. Но ничего не было видно, кроме зеленой листвы, темных веток и корней, обнажившихся от движения судна по воде. Кое-где из своих обнажившихся ямок под корнями выползали крабы.

Русло здесь постепенно сужалось, но видно было, что впереди оно снова становится шире. Может быть, у меня просто сдали нервы, подумал он. Большой краб торопливо вылез из-под корней и шлепнулся в воду. Томас Хадсон еще напряженней вгляделся в заросли, но ничего не увидел – только путаницу стволов и веток. Еще один краб, быстро перебирая лапками, пополз к воде.

И тут с берега открыли огонь. Он не видел вспышки, и боль пронзила его раньше, чем он услышал звук выстрела. Хиль был уже на ногах рядом с ним. Антонио слал трассирующие пули в то место, где он успел заметить вспышку.

– Туда бросай, туда, – сказал Томас Хадсон Хилю. Он чувствовал себя так, словно его три раза стукнули бейсбольной битой, и по левому бедру что-то текло.

Широко размахнувшись, Хиль метнул свою бомбу, и длинный заостренный корпус огнетушителя, блестя медью на солнце, пронесся над Томасом Хадсоном. Летел он не как стрела, а вращаясь на лету.

– Ложись, Хиль, – сказал Томас Хадсон. Ему самому очень хотелось лечь, но он знал, что нельзя, что не может судно остаться без управления. На носу Генри открыл огонь из обоих орудий, и он слышал глухие удары и босыми ногами ощущал, как при каждом выстреле содрогается весь корпус судна. Шуму много, подумал он. Тем лучше: нагонит страху на эту сволочь.