Гюстав Флобер - Искушение святого Антония

Соленый воздух ударяет ему в нос. Теперь перед ним плоский морской берег.

Вдали киты пускают фонтанами струи воды, а с самого горизонта приближаются и ползут по песку Морские звери, круглые как бурдюки, плоские как лезвия, зазубренные как пилы.

Ты погрузишься с нами в безмерные наши глубины, куда еще никто не сходил!

Разные племена живут в областях Океана. Одни пребывают в обители бурь, другие плавают на воле в прозрачности холодных вод, пасутся как быки на коралловых равнинах, всасывают хоботом морские отливы или несут на плечах груз источников моря.

Фосфорически светятся усы тюленей, чешуя рыб. Морские ежи вертятся колесом, рога Аммона развертываются как канаты, устрицы скрипят своими раковинами, полипы выпускают щупальца, трепещут медузы, похожие на хрустальные глыбы, плавают губки, анемоны плюются водой; вырастают мхи, водоросли.

И всевозможные растения раскидывают ветви, закручиваются винтом, удлиняются, заостряясь, закругляются веерами Тыквы походят на груди, лианы сплетаются как змеи У вавилонских Деданмов — особых деревьев — вместо плодов — человечьи головы; Мандрагоры поют, корень Баарас ползает в траве.

Теперь растения уже не отличаются от животных, у полипников, напоминающих сикоморы, руки растут на ветвях.

Антонию кажется, что он видит гусеницу между двух листьев: это — бабочка, она улетает. Он хочет наступить на камешек, — подпрыгивает серый кузнечик. Насекомые, похожие на розовые лепестки, сидят на кусте; остатки эфемерид лежат на земле снежным покровом.

Затем растения сливаются с камнями Кремни походят на мозги, сталактиты — на сосцы, железные цветы — на фигурные ткани.

В осколках льда он различает узоры, отпечатки кустов и раковин, — и непонятно: отпечатки ли то предметов, или сами предметы Алмазы сверкают как глаза, минералы трепещут И ему уже не страшно!

Он ложится плашмя, опирается на локти и, затаив дыхание, смотрит Насекомые, уже лишенные желудков, продолжают есть; засохшие папоротники вновь зеленеют; недостающие члены вырастают.

Наконец он видит маленькие шаровидные массы, величиной с булавочную головку и покрытые кругом ресницами. Они — в непрерывном трепетании.

Антоний, безумея.

О счастье! счастье! я видел зарождение жизни, я видел начало движения! Кровь в моих жилах бьется так сильно, что она сейчас прорвет их. Мне хочется летать, плавать, лаять, мычать, выть. Я желал бы обладать крыльями, чешуею, корой, выдыхать пар, иметь хобот, извиваться всем телом, распространиться повсюду, быть во всем, выделяться с запахами, разрастаться как растения, течь как вода, трепетать как звук, сиять как свет, укрыться в каждую форму, проникнуть в каждый атом, погрузиться до дна материи, — быть самой материей!

День, наконец, настает, и, как подъемлемые завесы шатра, золотые облака, свиваясь широкими складками, открывают небо.

В самой его середине, в солнечном диске сияет лучами лик Иисуса Христа.

Антоний осеняет себя крестным знамением и становится на молитву.