Фридрих Фуке - Ундина

Ундина с грустной улыбкой опустила лютню; у герцога и его супруги слезы стояли в глазах.

– Вот так все и было в то утро, когда я нашел тебя, бедная милая сиротка, – промолвил с глубоким волнением герцог, – прекрасная певунья права: главного, лучшего мы так и не смогли дать тебе.

– Но теперь послушаем, что же сталось с несчастными родителями, – сказала Ундина, коснулась струн и запела:

– О, Боже! Ундина! Где мои родители? – плача воскликнула Бертальда. – Ты знаешь, ты, конечно, знаешь, ты узнала это, удивительное создание, иначе так не терзала бы мне сердце. Быть может, они уже здесь? Неужели это так?

Ее глаза обежали все блестящее общество и остановились на владетельной даме, сидевшей рядом с ее приемным отцом. Тогда Ундина оглянулась на дверь и из глаз ее брызнули слезы умиления.

– Где же бедные, заждавшиеся родители? – спросила она, и тут из толпы выступил старый рыбак с женой. Они вопросительно глядели то на Ундину, то на знатную красавицу, которая, как им сказали, была их дочерью.

– Это она! – пролепетала сияющая от восторга Ундина. Старики, громко плача и славя господа, бросились обнимать свое вновь обретенное дитя.

В гневе и ужасе Бертальда вырвалась из их объятий. Это было уж слишком для ее гордой души, такое открытие в ту самую минуту, когда она твердо надеялась вознестись еще выше и уже видела над своей головой корону и царственный балдахин. Ей подумалось, что все это измыслила ее соперница, чтобы с особой изощренностью унизить ее перед Хульдбрандом и всем светом. Она набросилась на Ундину с упреками, а на стариков – с бранью; злобные слова «обманщица» и «продажный сброд» сорвались с ее губ. Тут старая рыбачка произнесла про себя совсем тихо:

– Ах, господи, какой злой женщиной она выросла, а все же чует сердце, что это моя плоть и кровь.

Старик же, сложив руки, молча молился о том, чтобы эта, вон там, не оказалась его дочерью. Ундина, смертельно бледная, металась от стариков к Бертальде, от Бертальды к старикам; внезапно ее словно низвергнули с небес, что грезились ей в мечтах, в пучину ужаса и страха, какая ей и во сне не снилась.

– Да есть ли у тебя душа? Есть ли у тебя на самом деле душа, Бертальда? – выкрикнула она в лицо разгневанной подруге, словно для того, чтобы привести ее в чувство после внезапного приступа безумия или умопомрачающего кошмара. Но когда она увидела, что исступление Бертальды все растет, когда отвергнутые родители в голос зарыдали, а все общество, споря и негодуя, разбилось на партии, она с таким сдержанным достоинством испросила позволения взять слово здесь в доме своего супруга, что все вокруг смолкли, как по мановению волшебства. Она встала во главе стола, где раньше сидела Бертальда, смиренная и вместе с тем гордая под взглядами окружающих, и обратилась к ним со следующими словами:

– О, люди, глядящие на меня с такой злобой и растерянностью, вы, так жестоко разрушившие мне праздник! О, боже, я ведь даже понятия не имела о ваших нелепых обычаях, о вашем бесчеловечном образе мыслей и, должно быть, до конца своих дней не смогу с ними смириться. Не моя вина, что я взялась за все это не с того конца, поверьте, дело только в вас, хоть вы и не желаете этого понять. Поэтому мне почти нечего сказать вам, но одно я сказать должна: я не солгала – в этом даю слово. Я не могу и не хочу приводить никаких доказательств, но слово свое я готова подтвердить клятвой. Мне сказал об этом тот, кто заманил Бертальду в воду, унес ее прочь от родителей и потом положил на пути герцога на зеленую лужайку.

– Она колдунья, – крикнула Бертальда, – ведьма, она водится со злыми духами. Она сама призналась в этом!

– Нет! – сказала Ундина, и во взгляде ее отразилось целое небо невинности и искренности. – Никакая я не ведьма, взгляните на меня сами!

– Ну, тогда она обманщица и хвастунья, – перебила ее Бертальда, – не смеет она утверждать, что я дочь этих простых людей. Мои светлейшие родители, прошу вас, уведите меня из этого общества, увезите меня из этого города, где все только и норовят высмеять и опозорить меня.

Но старый герцог не двинулся с места, а супруга его сказала:

– Мы должны знать, как все обстоит на самом деле. И боже меня сохрани сделать хоть шаг из этой залы, прежде чем мы не узнаем всю правду.

Тут старая рыбачка приблизилась к герцогине, низко поклонилась ей и молвила:

– Вы сняли у меня камень с души, высокая, благочестивая госпожа! Вот что я вам скажу: если эта сердитая барышня – моя дочь, у нее на спине между лопатками должно быть родимое пятно в виде фиалочки и такое же на левой ступне. Может быть, она благоволит выйти со мной из залы.

– Не стану я раздеваться перед мужичкой! – надменно воскликнула Бертальда, повернувшись к ней спиной.

– А передо мной придется, – строго возразила герцогиня. – Вы последуете за мной, сударыня, в соседнюю комнату, и эта славная старушка пойдст с нами.

Они скрылись втроем, а все прочие остались в зале в молчаливом ожидании. Вскоре женщины вернулись, лицо Бертальды было мертвенно бледным, а герцогиня сказала:

– Право остается правом; посему объявляю, что хозяйка этого дома сказала правду. Бертальда дочь рыбака, и это все, что вам надлежит знать.

Герцогская чета удалилась со своей приемной дочерью; рыбак и его жена по знаку герцога последовали за ними. Остальные гости разошлись в молчании или тихо перешептывались, а Ундина с рыданиями упала в объятия Хульдбранда.

Господин фон Рингштеттен, по правде сказать, предпочел бы, чтобы в этот день все сложилось по-иному; но и так, как оно вышло на самом деле, было не столь уж неприятно ему – ведь его прелестная жена показала себя такой доброй, сердечной и незлобивой.

– Если я и дал ей душу, – говорил он себе, – то она оказалась лучше, чем моя собственная. – И с этой минуты он думал уже только об одном: как утешить плачущую Ундину и на следующий же день покинуть место, которое после сегодняшнего происшествия должно было ей опостылеть. Правда, суждения о ней были единодушны. От нее и раньше привыкли ждать всяких чудес, поэтому удивительное открытие относительно происхождения Бертальды не так уж поразило, всех, и всеобщее неодобрение обратилось именно против последней и ее необузданной выходки. Но обо всем этом рыцарь и его жена ничего не знали. К тому же и то, и другое больно задело бы Ундину, а посему лучше всего было поскорее оставить позади старые городские стены.