Алексей Толстой - Собрание сочинений в десяти томах. Том 2

Печатается по тексту Собрания сочинений Гос. изд-ва «Художественная литература», Л. 1935, совпадающему с редакцией 1929 года.

Впервые под названием «За стилем» напечатан в газете «Русские ведомости», 1913, №№ 208, 219, 230, 242, и 1914, №№ 4, 9, 15 за 8, 22 сентября, 6, 20 октября и 5, 12, 19 января.

Под заглавием «Приключения Растегина» в значительно переработанном и дополненном виде опубликован в VII томе Сочинений «Книгоиздательства писателей в Москве», 1-е изд, 1915, 2-е изд., 1916, 3-е изд., 1918.

В этой редакции работа автора была направлена на углубление характеристик персонажей. Гораздо более выпукло обрисована фигура героя рассказа – разбогатевшего дельца Растегина.

В ранней редакции неясно было, как сложилось у Растегина его намерение объехать провинциальные дворянские усадьбы в поисках стильной старины: рассказ начинался непосредственно с изображения поездки Растегина по помещичьим усадьбам Н-ского уезда.

Писатель придал несколько иной акцент и сделке Растегина с помещиком Дыркиным, касающейся Раисы. В новом варианте эта сделка психологически более мотивирована обстоятельствами катастрофического разорения Дыркина и не имеет откровенного характера купли-продажи. Дыркин теперь только «уступает» свою любовницу Растегину, который сам предлагает ему довольно цинично деньги, необходимые для уплаты его просроченных векселей. Ослаблен во второй редакции и самый мотив неожиданно вспыхнувшей в Растегине страсти к Раисе. Теперь Растегин везет ее в город скорее как некоторую редкость, прельщенный более всего необычайностью и экзотичностью своей находки.

В измененном виде предстает после переработки биография Раисы. В первоначальном тексте прошлое ее рисовалось в более резких чертах: «Она – пензенская мещанка. Выдали ее замуж: муж больной, кроткий, а у нее так огнем все и лезет наружу. Ушла в монастырь; там ее всяким штукам начали учить, а как немножко вкусила запретного, – сама такие порядки завела, что у настоятельницы – женщины пожилой – родилась двойня…»

Углублена А. Толстым, по сравнению с газетным текстом, характеристика чудаковатого дворянина Щепкина. Описание его библиотеки изменено и расширено (см. главу VIII). Среди авторов, которых он читал, названы теперь Герцен, Карл Маркс и Михайловский. Как некий штрих, свидетельствующий о близости Щепкина к настроениям позднего народничества, упомянут портрет Михайловского, который он всегда держал на столе.

В первом варианте резкую характеристику деградации помещиков под влиянием новых условий дает в разговоре с Растегиным Долгов: «Я всегда говорил, и вот подтверждение моих слов: современные условия вырабатывают из помещика три типа: один из них просто гибнет…, другой становится кулаком и грабителем, ему плевать на всякие идеалы, а мелкопоместные должны делаться жуликами, продавать любовниц, иначе нечем проценты платить, иначе гибни, уезжай в город, служи». Теперь эти слова в несколько видоизмененной редакции оказываются вложенными в уста Щепкина (см. главу VII).

Ряд новых поправок вносит А. Толстой в характеристику и других своих персонажей.

О барыне Тимофеевой, опустившейся и одичавшей, одетой в заплатанную юбку и мужицкие сапоги, узнаем мы теперь, что она «последний отпрыск Тимофеевых», которым «даровано было дворянство еще при царе Борисе». Вместе с тем не так заметно в ее речах проявляются теперь признаки умственной поврежденности.

В первой редакции рассказа Чувашов, принимая приехавшего к нему Растегина, знакомого ему по Москве, и вызываясь помочь ему, сразу же ставит условие: «С каждой купленной вещи вы платите мне 25 %, за каждое посещение усадьбы – 50 рублей. Если не согласны, то вам придется уехать отсюда». Во второй редакции этот эпизод изменен, новая сделка характеризует непрактичность дворянина Чувашова, его неприспособленность к коммерческим делам.

Наиболее существенной переработке подверглись сцены, рисующие Растегина на именинах у Ражавитиновых, а также эпизоды, связанные с пребыванием его у Дыркина. Писатель заостряет сатиричность изображения ражавитиновских гостей, более красочно живописуется гомерическое обжорство и пьянство опустившихся и одичавших дворянских последышей, их сплетни у обеденного стола.

Автор исключает сцену объяснения Растегина в саду с вдовой Сарафановой – эпизод, уводившей читателя в сторону от описанной далее истории увлечения Растегина Раисой.

В главу пятую вводится новый эпизод – шутовская проделка Дыркина в купальне.

При переработке первого варианта вставлены также в текст некоторые существенные для понимания общего смысла рассказа места. Так, например, в газетном тексте отсутствовали слова Растегина в конце VII главы, которые подводят итог его впечатлениям от поездки: «Здешние порядки у нас, по-московскому, разбоем называются. Где я – в лесу? Что я привезу в Москву? С чем приеду? Эх, господа помещики!»

В новом варианте рассказ приобрел большую композиционную слаженность и законченность, преодолена была эскизность изложения.

Газетный текст распадался всего на две главы Во втором варианте он разбит уже на ряд глав меньшего объема. Заключительная, девятая, глава (скандальное происшествие с Растегиным на железнодорожном полустанке) отсутствовала в первоначальном тексте.

В газетном тексте Растегин прерывает свое пребывание у Дыркина, уезжая, по совету Чувашова, на ночь в соседнюю усадьбу Семочки Окаемова играть в карты. Там, помимо некоторых уже знакомых лиц, встречает трех земских начальников и такого же, как он сам, буржуа – богатого губернского бакалейщика Петра Ивановича, (О последнем автор сообщает, что, побывав в Париже, он присвоил себе более «благородное» прозвище – Пьера Зуазо.) Шумный картеж и выпивка заканчиваются скандалом, разгоревшимся между тузом бакалейщиком и гостями из дворян.

Ссору эту писатель изображает так:

«…Зуазо так разошелся, что встал, с бокалом в руке, и, попросив молчания, начал говорить уже вслух, оттопыривая нижнюю губу.

– Господа, Россия давно встала на путь экономического движения. Экономика неразрывно связана со всей жизнью страны. Дворянин теперь может существовать лишь при условии, если превратится отчасти в негоцианта. Представители торговли и высшего класса подают друг другу руки…

– Зуазо, слышали двадцать раз, замолчи, я тебе такую руку подам, – сказал веселый земский начальник.

– Виноват, прошу свободы слова, – разгорячась, продолжал Зуазо, – вы, господа земские начальники, лишь тормозите эконо…

Но тут он приостановился, покраснел и воскликнул, бог знает, по какой связи идей своих:

– Я утверждаю и настаиваю, что земские начальники все до одного – свиньи.