Альберт Мальц - Такова жизнь

– Нет, ни в коем случае! – Голос Смоллвуда прозвучал резко, – Как раз этого я и не хочу.

«Только говори, что ты хочешь, чорт тебя подери, – выругался мысленно Токхью. – Гадать, что ли, я буду?…» – Может, отдать его в арестантскую роту ненадолго? – спросил он, еле сдерживая себя.

– Нет, нет. – Смоллвуд скривил губы. – Не надо. Бичер прекрасный работник. С хлопком сейчас много возни. Солнце жарит, сорняк из земли так и лезет. Нет, я думаю его надо попугать немного, и все будет прекрасно. Поэтому я и не хотел, чтобы вы приезжали один; Пусть думает, раз приехали понятые, значит придется отвечать перед законом.

«Вот оно что! Шериф и двое понятых понадобились только для того, чтобы припугнуть какого-то негра. Смоллвуду, видите ли, так захотелось». – Шериф злобно сплюнул табачную жвачку за перила.

– Осторожнее, мистер Токхью, там цветы, – сказал Смоллвуд. – Жена вас проберет… Вот вам что надо сделать, – продолжал он, – вы возьмете с собой Бичера и засадите его в самую плохую камеру, какая только у вас найдется. Кровать не ставьте. Давайте ему раз в день тарелку какой-нибудь бурды. И больше ничего не делайте – забудьте о нем. Я думаю, когда он посидит голодный дня два-три, ему плантация покажется раем. А в следующий раз он подумает как следует, прежде чем замахиваться на белого… – Смоллвуд помолчал. – Мне это очень неприятно, – серьезно сказал он. – Но я уверен, что такой урок пойдет мальчишке на пользу. Если сейчас его не проучить, так в будущем ему хуже придется. Ведь верно?

Токхью мотнул головой.

Смоллвуд вынул ключи из кармана. – Попросите кого-нибудь из ваших понятых привести его сюда, – сказал он. – Бичер в подвале, с той стороны дома. Я хочу сначала поговорить с ним.

Токхью сходил к машине и дал ключ понятому Тауну. Они обменялись несколькими словами. Таун обогнул дом. На обратном пути Токхью вдруг сорвал с головы шляпу и раскланялся с преувеличенной почтительностью. На веранду вышла женщина. Это была миссис Смоллвуд. Она дружелюбно, но с некоторым недоумением поздоровалась с шерифом, отчего он сразу пришел а бешенство и язвительно скривил губы, глядя, как она подходит к мужу. Миссис Смоллвуд была стройная, крупная женщина, лет тридцати, с красивым спокойным лицом. Походка у нее была твердая, она шла, чуть покачивая бедрами, а ее полная грудь мягко колыхалась под вязаным платьем. – Хэлло, Эви, – сказала она, подойдя к Смоллвуду. – Ну, как ты решил с Джорджем? – Она нагнулась и поцеловала его в щеку. Она была на несколько дюймов выше мужа. Голос ее – певучий, приятный – чуть вибрировал. Это шло ко всему облику миссис Смоллвуд.

Смоллвуд ласково коснулся ее плеча. – Только что встала?

– Да. – Она радостно засмеялась. – Возмутительно, правда? Эви, ты ведь не пошлешь его в арестантскую роту? – серьёзно спросила она.

Смоллвуд отоицательно покачал головой. – Мистер Токхью подержит Бичера у себя и охладит его пыл.

– А! – Она повернулась к шерифу. – Здравствуйте, мистер Токхью. – Шериф слегка поклонился. Она явно не узнала его. Токхью чувствовал это и кипел злобой. Их знакомили уже раза три или четыре.

– Обещайте, что вы ничего ему не сделаете, – сказала она, тепло улыбаясь шерифу и показывая белые ровные зубы.

– Ну что вы, мэм!

– Я никогда вам этого не прощу.

– Не беспокойтесь, мэм, – успокоил ее Токхью. – Негр все равно, что сеттер. Пройдет хорошую выучку, и все будет в порядке.

– Ужасно неприятная история! Эви обещал дать мне его в шоферы, когда кончится сбор хлопка. Я так на это рассчитывала.

– Если он будет хорошо себя вести, – сказал Смоллвуд. – Но мы еще посмотрим.

– Спасибо, Эви. Он очень смышленый мальчик. Я надеюсь, он будет моим шофером.

– Хорошо, дорогая. – Смоллвуд также ласково коснулся ее плеча. Он явно любовался женой. – Его сейчас приведут сюда. Мне надо поговорить с ним.

– А мне нельзя остаться? – Она улыбнулась ему, словно ребенок, выпрашивающий лакомство.

– Нет, дорогая.

– Ну-у… – Она скорчила гримасу. Потом рассмеялась. – Хорошо быть мужчиной! А женщиной плохо, правда, шериф?

Токхью буркнул что-то нечленораздельное. Он попытался ответить какой-нибудь галантностью, но слова застряли у него в горле. Он снова что-то буркнул.

Миссис Смоллвуд посмотрела на шерифа, стараясь скрыть улыбку. Потом засмеялась, и смех трелью зазвенел у нее в горле. – Только не обижайте его, – сказала миссис Смоллвуд. Она пошла по веранде, ступая мягкими, упругими шагами. Мужчины смотрели ей вслед. Несколько минут они молчали.

Она вошла в дом.

Джорж Бичер вытянул затекшие ноги и подумал: «Сколько сейчас может быть времени?» Ему уже давно хотелось есть. Горло саднило от тонкой бурой пыли, которую наметало в подвал с высохших полей. Глотать было больно.

Услышав, что кто-то отодвигает засов тяжелой двери, Бичер встал. «Вот, сейчас», подумал он. Опухшие суставы на правой руке резнуло болью. Он тревожно ждал.

– Эй, ты, – послышался сверху зычный голос Тауна. – Эй, ты, выходи!

Поскрипывая подошвами, Бичер медленно шагнул к полоске света, скользнувшей наискось по деревянной лестнице.

– Эй, негр, ты что же это – пьяный валяешься или оглох? Выходи наверх.

– Я иду, – сказал Бичер.

– Ну, живей! Ты, я вижу, не торопишься.

– Здесь темно, босс.

Бичер добрался до лестницы и медленно взошел по ступенькам. «Вот, сейчас», снова пронеслось у него в мозгу.

Понятой Таун отступил от дверей подвала, увидев Бичера. Потом он рассмеялся и снял руку с кобуры. – Вот, дьявол, – сказал он, – а я-то думал, на меня сейчас тигр набросится. Ты тот самый негр и есть?

– Тот самый, босс.

– Ну ладно, пойдём. Мистер Смоллвуд хочет с тобой поговорить.

«Вот, сейчас», снова сказал самому себе Бичер.

Они обогнули дом, шагая рядом, плечо к плечу.

– И какая тебя вчера муха укусила? – с любопытством спросил Таун. – Напился, что ли?

– Нет, босс.

– Ну, значит в тебе дьявол сидит.

Бичер промолчал. Сапоги его поскрипывали по гравию. Он осторожно сунул опухшую руку в карман куртки.

– А тебя, я вижу, это мало беспокоит, – с презрительной усмешкой сказал Таун. – Ты у нас парень сорви-голова, плевать тебе, что с тобой будет – верно?

Бичер увидел на веранде мистера Смоллвуда, который разговаривал с шерифом Токхью. Он увидел открытую машину, стоявшую на дороге, и в ней еще одного белого понятого. Он шел к дому, и горячая волна горечи, глухо пульсируя, медленно поднималась в нем. Откуда-то издалека доносился шопот. Это был не его голос. Он зарождался где-то очень далеко, где-то в глубине его тела. Голос твердил одно и то же, словно граммофонная пластинка: – Вот оно, вот оно, белые понятые, вот оно!… – Какое непривычное ощущение. Как непривычно идти и прислушиваться к голосу, который звучит где-то в глубине твоего существа. «Вот оно! Белые понятые. Пусть! Что будет, то будет. Теперь уже все равно. Теперь уже наплевать. Вот оно… белые понятые».