Эльза Триоле - Душа

Луиджи, который обычно вставал раньше всех и сразу же спускался в подвальное помещение, где мастерил протез с батарейкой для Андре, ужасно удивился, обнаружив, что все двери закрыты и что подвал не только ярко освещен, но и кишит электрической жизнью автоматов. Мальчуган, должно быть, включил их, а сам заснул. Луиджи позвал: «Кристо!» Молчание. Он подошел к дивану: никого. «Кристо!» Луиджи выключил автоматы, и они застыли… «Кристо!» Он тревожно огляделся и отправился на поиски.

Кристо он обнаружил позади «Игрока в шахматы», нижняя половина его тела застряла в ящике, а верхняя лежала на полу, вокруг головы расползлась лужица крови, пижама была разорвана в клочья. Луиджи рухнул на колени рядом с Кристо, снова окликнул его, ощупал со всех сторон: мальчик дышал, он был жив, но весь горел! Луиджи вскочил на ноги, чуть было не опрокинув этого болвана-клоуна, которого Кристо молил перевернуться в обратную сторону, – клоун издал стон и перевернулся в обратную сторону, – бросился к телефону вызвать врача… Какого? Вакье жил на другом конце Парижа… Найти доктора в пять часов утра! Наконец он все-таки отыскал одного врача из их квартала, которого раза два вызывал к Натали.

Вместе с проснувшейся Натали они перенесли Кристо на диван. Натали промывала раны и синяки, щедро украшавшие худенькое мальчишеское тело, и плакала. В нескольких местах кожа на черепе оказалась сорванной, волосы слиплись от крови. Теперь с губ Кристо срывались жалобные стоны, он бормотал что-то невнятное… Натали одела на него чистую пижаму, подоткнула одеяло… Кристо весь горел, но казалось, он спит, во всяком случае, глаза у него были закрыты. А доктор как на грех все не идет… Луиджи вышел его встречать на порог магазина. Натали присела у изголовья Кристо. Автоматы улыбались, глупые, неподвижные, наивные и неправдоподобные.

– Что он хотел сделать? – доктор перебинтовал голову Кристо, и получился тюрбан, как у турка, «Игрока в шахматы». Никто не ответил на этот вопрос. Доктор кипятил шприц.

– Что ты хотел сделать, дружок?

Кристо лежал с широко открытыми глазами – он снова закрыл глаза.

Его оставили с подоспевшей Мишеттой. С перепуганной Мишеттой. Да, Натали, Фи-Фи ушел… Вернее, сбежал потихоньку через коридор Дракулы. Простыни она уже убрала.

В магазине доктор, усевшись за письменный стол Луиджи, выписывал рецепт. Он посоветовал дня два продержать мальчика в постели… Раны несерьезные, в сущности, просто глубокие царапины, но мальчуган перенес сильное нервное потрясение, не следует оставлять его одного, ребенок, видно, с фантазиями. И к тому же этот подвал, автоматы… обстановка, надо признаться, способствующая… Но что такое он мог натворить?

– Обстановка… – возразил Луиджи, – да мальчуган знает здесь все назубок! Для него здесь тайн нету… Автоматов он ничуть не боится, слишком он их презирает! А сделать он хотел вот что: сам проверить подлинность одного автомата. Не знаю, что доказывает его опыт: то ли история эта фальшивая, то ли автомат фальшивый.

– Ничего не понимаю… Вы, господин Луиджи, таинственны и загадочны, как настоящий колдун! Меня в этом подвале замучили бы кошмары.

Натали, еще бледная от пережитого волнения, увела доктора к себе. (И верно, Фи-Фи уже и след простыл.)

– Кофе? А может, рюмочку аперитива…

– В девять часов утра, мадам? Я, конечно, знаю, что обо мне такая слава ходит, но все же… Ну, если уж вы так настаиваете…

Доктор, не видевший Натали больше года, нашел, что она еще располнела, значит, она не лечится?… Да, сначала она потеряла несколько кило, но потом снова набрала прежний вес. Видите ли, будет в ней на двадцать кило больше или меньше, она не собирается отравлять себе жизнь, ее уже пытались перевести на лагерный режим! Когда она сидит на диете, ей делается ужасно тоскливо, жизнь прекрасна лишь тогда, когда можешь хорошо поесть… Послушайте, мадам, но при таком режиме ваше сердце, предупреждаю, не выдержит. Ну и что ж? Вот если бы доктор мог обещать ей, что она станет худенькой, тогда пожалуйста, она бы слепо слушалась всех его советов! Любые муки перенесла бы, но раз это невозможно – мы ведь с вами знаем, что невозможно?… – она не желает лишать себя радостей жизни из-за каких-то пустяков с сердцем… Впрочем, в смысле здоровья ее беспокоит иное…

– А что именно, госпожа Петраччи?

Натали ответила не сразу:

– Да так, ничего… Поговорим лучше о чем-нибудь другом… Нужно позвонить матери мальчика, сообщить ей о происшествии. Ремесло родителей, доктор, становится день ото дня все труднее, дети так нас обогнали, что мы их уже не можем понять. В мое время это ремесло тоже не было синекурой, но согласитесь, дистанция между автомобилем и ракетой куда больше, чем между фиакром и автомобилем… У Кристо есть младший брат, зовут его Малыш, ему всего пять лет; его мать как-то передала мне свой разговор с ним, она ему сказала: «Перестань возиться с телевизором, ты его разобьешь и сделаешь себе больно». Так знаете, что он ответил: «Не беспокойся, я его отсоединил от сети». И это в пять лет, доктор. Я не утверждаю, что он знает, что к чему, но он уже знает достаточно много и понимает, откуда может грозить опасность…

– Да, – согласился доктор, и на его усталом угреватом опухшем лице вдруг появилось робко-сконфуженное выражение, – и меня тоже здорово обогнали. Мои сорванцы плюют на все, оба провалились на экзамене.

– Все всегда проваливались, доктор, а потом все налаживалось.

– Верно, – согласился доктор, – редко приходится слышать, что мой, мол, выдержал. Обычно говорят провалился. Но ведь есть же такие, которые не проваливаются!

– Чем они очаровательнее, тем чаще они проваливаются. Налить вам, доктор? Только самую чуточку…

– Видите, какая вы, госпожа Петраччи! Меня больные ждут. Ухожу, вернее, убегаю. Если что-нибудь случится, позвоните мне, а если нет, я сам завтра загляну…

Оставшись одна, Натали склонилась над рисовальной доской. Турок, десятки раз рисованный и перерисованный, вдруг посмотрел на нее с каким-то странным выражением: что-то появилось в нем скрытое, фальшивое… Рассеянно водя пером, Натали расписывала ящик затейливыми завитушками. Турок, помимо своей воли, стал предтечей. Лживый, сверхлживый автомат Кемпелена. Но люди сумеют сделать подлинными все эти жульничества и чудеса… Надо бы позвонить матери Кристо, на их улице слухи распространяются чересчур быстро, нехорошо будет, если госпожа Луазель узнает от чужих, что с мальчуганом что-то случилось…

Дениза сразу же разволновалась… Нет, это уж чересчур! Как, что? Она не поняла всю эту историю с турком, с «Игроком в шахматы»… Кристо заперся в ящике и не мог оттуда выйти? В каком ящике? Ах, все это не важно, главное, что он оттуда выбрался! Чего только этим детям не приходит в голову! Натали пыталась ее успокоить… Все-таки у госпожи Луазель теперь одной заботой меньше – Оливье прочно осел у дяди Фердинана… Нет, нет, не говорите о нем как о главаре банды, мадам! Если он и выходит погулять с юношами, которые обычно толкутся у электрических биллиардов в угловом кафе, все равно он не главарь банды, не будем ничего преувеличивать… Сейчас речь идет о Кристо! Быть здесь, рядом, и не иметь возможности немедленно примчаться к вам, посмотреть на него, обнять! Но, слава богу, скоро конец… Еще только три дня! Госпожа Петраччи, Натали, обнимаю вас… В голосе госпожи Луазель прозвучали слезы. Дорогая, дорогая моя Натали… Я жду вашего звонка… О, Малышу уже совсем хорошо, он не унывает. Вчера вечером она обнаружила в кармашке его пижамы вырезанный из газеты снимок: Брижит Бардо! Она спросила: «Почему у тебя в кармане Брижит Бардо?», и Малыш ответил: «Она такая хорошенькая!» Передайте, пожалуйста, Кристо, что мы все его целуем… Пат и Трюфф тоже. Малыш дает им жизни! Ему скучно, вот он и возится с собаками целый день… Натали снова взялась за рисование… Потом бросила перо и, положив руку на грудь, долго сидела не шевелясь.