Элизабет Мид-Смит - Чудесный замок

Лакей еще в холле дал миссис Мартин строгое указание не занимать более двух минут ценного времени его хозяйки, но хотя он долго прождал на лестнице, а потом – в холле, он так и не дождался звонка хозяйки, чтобы проводить необычную посетительницу. Прошел час, еще полчаса, а миссис Мартин не выходила из гостиной. К концу второго часа Генри с тревогой взглянул на часы, вздохнул и счел своим долгом войти в гостиную, чтобы напомнить миссис Элсуорси, что она опаздывает на званый обед. Хозяйка, в слезах и с пылающими щеками, сидела за письменным столом, а странная женщина стояла возле нее, словно давний и близкий друг.

– Передайте эту записку мистеру Элсуорси, когда он придет, Генри, и прикажите подать карету. Я не поеду сегодня на званый обед, я только поднимусь наверх, чтобы надеть шляпу. Отведите миссис Мартин на половину прислуги и велите накормить ее обедом. Она поедет со мной. И поскорее, пожалуйста.

Миссис Элсуорси, стоя перед зеркалом, приводила в порядок свое платье, и горничная заметила, как она вытирает льющиеся слезы.

– О, мой милый Артур, – сказала она, вздохнув. – Бедная твоя мама, какое это было для нее горе.

Когда карету подали к подъезду, миссис Элсуорси дала кучеру адрес Ноэля, и обе женщины поехали к нему. Им повезло – они застали молодого человека дома. Он тоже был приглашен на обед в тот вечер, но тоже остался дома. Их беседа затянулась до позднего вечера, и когда прибыл мистер Элсуорси, получивший записку жены, он услышал невероятную историю.

На следующее утро Ханна возвратилась в Девоншир, весьма довольная результатом своей поездки.

– Если я еще и сомневалась при виде родимого пятна, – думала она, трясясь в своем третьем классе, – то рубашка, которую показала мне миссис Элсуорси, та самая, что она сняла с него тогда в карете, бесспорно доказывает, что он и есть наш родной мальчик. Разве я когда-нибудь смогу забыть, как вышивала метку на этой рубашке и, поленившись вышить целиком фамилию «Мэйнуеринг», ограничилась инициалами «A.M.»? Ax, как жестоко мы были наказаны за мою леность! Ведь если бы я вышила фамилию полностью, мы бы нашли мальчика. Боже, боже! Это точно я вышивала. Даже сохранились следы того, как я спорола первую букву «А» и вышила ее снова. Ах, как я виновата, что не вышила фамилию полностью! Бедная, бедная его мать! Нет, я не должна так думать – ведь милосердное Провидение привело меня к нему, и он – самый обаятельный и элегантный молодой человек, какого я когда-либо видела, и к тому же всем сердцем любит моих девочек. «Я всегда относился к ним, как к сестрам», – сказал он. Слава богу, слава милосердному богу.

«Всему есть предел, – сказала миссис Мортлок. – Как написано в Библии, есть время страданию, есть время радости, а я скажу – есть время, когда терпению приходит конец. Да, миссис Дредж, вы можете смотреть на меня, сколько вам угодно. Я знаю, что вы на меня смотрите, хоть и не вижу вас. Но я скажу, даже при последнем издыхании скажу – пришло время возвратиться моей постоянной чтице. Мисс Слоукум, вы, без сомнения, поддержите меня.

– На улицах Лондона слишком жарко и душно для распускающихся цветов, – отвечала мисс Слоукум. – От жары их аромат усиливается, но цветы быстро вянут. Думаю, миссис Мортлок, что ваша «постоянная чтица» лучше чувствует себя в деревне.

Лицо миссис Мортлок побагровело.

– Лучше для нее, не так ли? И вот благодарность за то, что я сохраняю за ней место и провожу дни в невообразимой тоске и скуке. Если мисс Примроз Мэйнуеринг лучше живется в деревне, она вольна там оставаться. Читать мне газеты – работа нетрудная и высокооплачиваемая. При желании я найду сколько угодно девушек на ее место.

– Полагаю, мэм, – возразила миссис Дредж, чье лицо становилось все дружелюбнее и ласковее по мере того, как развивалась эта беседа, – что обе девочки вернутся в город на этой неделе, и мисс Примроз обязательно нанесет вам визит. О, какие они милые, изящные и хорошенькие, эти сестры Мэйнуеринг! Мой добрый покойный муж всегда хотел иметь именно таких дочерей. Меня дрожь пробирает, как вспомню, до какого состояния довел этот подлый Дав бедняжку Дэйзи.

– Если тут началось восхваление сестер Мэйнуеринг, – отвечала миссис Мортлок ядовитым голосом, – позвольте мне иметь собственное мнение. Конечно, об отсутствующих следует говорить только хорошее, но если одна из отсутствующих пренебрегает своими обязанностями, то леди, у которой слабое зрение, не может не принимать этого близко к сердцу. Мисс Слоукум, мэм, не откажите в любезности пройти со мной в гостиную. Я бы одолжила вам инструкцию по плетению кружев, которыми вы так восхищаетесь, если вы почитаете мне последние сплетни из вечерней газеты, мэм.

Миссис Мортлок поднялась со своего кресла и в сопровождении мисс Слоукум выплыла из комнаты. Мисс Слоукум питала чисто женский интерес ко всем видам шитья и вязания, поэтому желание обладать руководством по плетению кружев пересилило ее отвращение к чтению вслух для этой ядовитой старой леди.

Миссис Мортлок уселась в самое удобное кресло в комнате и, завладев своей жертвой, принялась ее тиранить.

– Мисс Слоукум, читайте бодро и энергично, пожалуйста. Не таким тягучим голосом, каким вы привыкли разговаривать, очевидно, считая это признаком благовоспитанности. Я обязательно похвалю милую Примроз Мэйнуеринг за то, что она читает четко. Люблю, чтобы сплетни звучали четко и ясно.

– Вы все-таки странная женщина, миссис Мортлок, – рискнула возразить мисс Слоукум. – То вы браните Примроз на чем свет стоит, а то начинаете хвалить ее, непонятно за что. Я полагаю, что утонченное чтение образованной леди не идет ни в какое сравнение с детским произношением незрелой школьницы. Если на то пошло, миссис Мортлок, то даже ради инструкции по кружевам я не стану тратить на вас свое время и свой голос.

– О, моя дорогая! – воскликнула миссис Мортлок, которая ни в коем случае не хотела оставаться в одиночестве, – вы читаете в прелестной, вам одной свойственной манере. Она, быть может, несколько старомодна, и… гм-м – этого, собственно, следовало ожидать – зрелая, да, моя дорогая, именно так – вполне зрелая. Если я похвалила Примроз Мэйнуеринг, а она, и вправду, была хорошей девочкой, пока работала у меня – да, хорошей, старательной девочкой, благодарной за мои милости, – это ни в коей мере не умаляет ваших достоинств, мисс Слоукум. Ваш голос – мягкий, нежный, моя дорогая, и он не может стать другим, а у Примроз Мэйнуеринг голос четкий, ясный, и тоже не может измениться. Ах, прости меня, господи, чей это голос мне послышался?

– Надеюсь, это голос вашего старого друга, миссис Мортлок, – произнес нежный девичий голосок, и Примроз Мэйнуеринг, собственной персоной, склонилась над старой леди и поцеловала ее.