Лесли Томас - Девственники в хаки

Таскер и Лонтри сидели у дверей вагонного туалета и курили, по очереди затягиваясь одной сигаретой. Лица их почернели от копоти, глаза покраснели и воспалились, форма обгорела, а винтовки только-только начинали остывать. Страх и возбуждение битвы уже покинули их, оставив после себя только смертельную усталость, от которой тряслись руки и колени, и, передавая друг другу окурок, Таскер и Лонтри вынуждены были прилагать значительные усилия, чтобы унять дрожь в пальцах. Даже завидев Бригга, они не смогли сказать ему ни слова.

Таскер молча взял Бригга за запястье, потянул вниз, и тот опустился на корточки. Лонтри приветственно махнул рукой, но так, словно Бригг был, по меньшей мере, в сотне ярдов, а не сидел прямо напротив них. Бригг протянул вперед обе руки, положил им на плечи, потом потрепал друзей за уши и с нежностью прижал их головы к груди.

– Значит, ты меня еще любишь? – сипло прошептал Таскер и ухмыльнулся, сверкнув белыми зубами на черном, как у трубочиста, лице.

Мимо прошел стюард с пивом. Двое пенглинцев взяли по бутылочке, а Бригг отказался. Вскарабкавшись на ноги, он отправился в конец поезда, чтобы взглянуть на Синклера.

Двое рядовых медицинской службы как раз поднимали его тело из рва, и Бригг сперва побежал, но потом остановился и прошел последние несколько шагов совсем медленно. На краю канавы он подхватил тело товарища под мышки, а один из санитаров поддержал его безвольно запрокинувшуюся голову. Втроем они уложили Синклера на обожженную траву, и Бригг опустился на колени, со слезами на глазах рассматривая две раны – в груди и животе – и бледное, бескровное, но все еще сохранявшее спокойное и доброжелательное выражение лицо друга. Санитары отошли в сторону.

На протяжении всей последующей жизни Бригг часто не мог заснуть, восстанавливая в памяти события этой ночи – с самого первого выстрела и до того момента, когда он увидел мертвого Синклера в грязной канаве. Снова и снова он так и этак тасовал и пытался сложить вместе разные эпизоды, чтобы общая картина выглядела более или менее пристойно, но так и не сумел этого сделать.

Погиб Синклер, погиб Уоллер, который с самого начала был испытанным бойцом, и даже Таскер и Лонтри в конце концов стали настоящими солдатами. А что сделал он? Он бежал. Но ведь бежал не просто так, а за помощью…

– Да, да, это так! – беззвучно кричал Бригг в темноту. – Ведь это я привел тот поезд!…

Филиппа решила, что сегодня Дрисколл уже не приедет. Он обещал, что будет рядом, когда она проснется, но его не было. На глянцевой воде бассейна сверкало утреннее солнце, качались на стене тени ветвей, бесшумно скользили по дворику слуги-китайцы с легкими метелочками в руках. Филиппа долго стояла у дверей в ночной рубашке. Потом она поняла, что он не придет, и вернулась в дом.

Она переехала в Пинанг только потому, что Дрисколл получил назначение в стрелковую школу в Баттерворте, от которого можно было легко и быстро добраться до острова на пароме. Новые обязанности сержанта состояли в том, чтобы обучать малайских полицейских стрельбе из револьвера Кольта с правой и с левой руки, а после занятий он мог приезжать к ней каждую ночь.

В полдень по радио передали сообщение о попавшем в засаду экспрессе, но Филиппа не беспокоилась. Она легла пораньше и перечитала письма Дрисколла.

На следующий день Филиппа снова вышла к дверям, когда солнце только что встало, и вдруг замерла, прислонившись к деревянному косяку. На бортике бассейна стояли пузатые кожаные чемоданы Дрисколла и кучей валялась его одежда.

– Сержант… – чуть слышно прошептала Филиппа, обращаясь к самой себе.

Дрисколл размашистым кролем плавал в бассейне от бортика к бортику и громко хохотал.

В последний день в Пен-глине все демобилизованные были готовы еще за полчаса до прибытия грузовика, который должен был отвезти их в порт. Бригг, Таскер, Лонтри, Грейви Браунинг и Сэнди Джекобс возвращались домой, полностью отслужив свой срок. С ними не было только Синклера. И еще не было Сидни Вильерса, который решил перейти на сверхсрочную службу, потому что кадровому солдату Пэтси Фостеру оставался год до истечения контракта.

– Но когда контракт Пэтси закончится, тебе, Сидни, придется служить еще два года, – не преминул заметить Лонтри.

– Тогда я подпишусь еще на один срок, – вмешался верный Пэтси.

– Но ведь это еще три года!

– Совершенно верно.

– А Сидни останется только два.

– Тогда я заключу новый контракт, – решительно пообещал Сидни.

– Но между вами всегда будет сохраняться эта разница в один-два года, – заявил Лонтри.

– Будем подписывать новые и новые контракты, – решил Сидни.

– Вот что значит любовь… – Лонтри пожал плечами и отошел.

Весь гарнизон выстроился на плацу, и в казарме было пусто. Несколько новобранцев последнего призыва, недавно прибывших в Пенглин, унесли к себе шкафчики для одежды, некогда принадлежавшие отбывающим, потому что это были не новые, металлические, а деревянные шкафчики старого образца, к которым было очень удобно прикреплять дембельские календарики. Осиротевшие койки стояли, обнажив провисшие пружинные сетки; аккуратно свернутые матрасы, одеяла и москитьеры были в последний раз сложены в изголовье, а на полу выстроились вещмешки и чемоданы – все в хвастливых наклейках с именами и званиями владельцев, и с надписями большими белыми буквами «Малайя – Соединенное Королевство». Последние были сделаны исключительно для того, чтобы уже в Англии попутчики в поездах и прохожие на улицах смогли прочесть эти надписи и узнать, где побывали эти бравые ребята.

Чувствуя, что им больше нечего делать в этой большой комнате, в которой каждый звук, слов-

но в огромной пещере, эхом отражался от стен, отбывающие вышли на балкон. Там, ощущая странное одиночество и печаль, они встали у перил, глядя на белый от солнца плац с зелеными шеренгами отделений и взводов.

Со стороны строй солдат выглядел довольно неплохо, даже внушительно. Шеренги были относительно ровными, так как большинство хромых и горбатых давно отправились домой. Уилфрид Бромли Пикеринг вышел в отставку месяц назад и вернулся в свой домик на вершине холма в окрестностях Бэйсингстока, а вместо него в Пенглин прибыл новый полковник – невысокий офицер с топорщащимися усами, который расхаживал, заложив руки за спину, и хрипло грозился сделать всех похожими на настоящих солдат. Никто больше не спал в карауле, а Любезноу получил нашивки старшего сержанта. Пока далеко на севере Дрисколл учил малайцев стрелять с левой руки, в Сингапуре высаживались с транспортных судов новые и новые бледные новобранцы, и Любезноу развернулся во всю.