Кэндзабуро Оэ - Опоздавшая молодежь

— Подлец Кикавата. Вам нечего стыдиться, — сказал я взволнованно. — Вы чувственная женщина. В том смысле, в котором вы употребляете это слово.

— Спасибо. Вы очень добры, — сказала, глотая слезы, Асако Исихара, неожиданно постаревшим, надтреснутым голосом.

Телевизор включили, экран начал светиться. Официанту, которого Асако Исихара, зная время нашей передачи, просила включить телевизор и который без напоминаний выполнил обещание, Асако Исихара, пробормотав что-то сквозь слезы, дала чаевые. Всхлипывая, она стала смотреть на экран. Взволнованный, я пристально, не сводя глаз, следил за ней. Она действительно была чувственной женщиной. И я даже начал испытывать к Кикавата ревность. К Кикавата, к остальным, которые ее домогались. Чтобы приободриться, я выпил еще виски.

На экране показались титры: «Легкие металлы Савада» показывают передачу: «Мажорные молодые люди Японии». Я весь напрягся. В следующую секунду, как непрошеные гости, запрыгали неряшливые надписи: «По техническим причинам вместо объявленной передачи предлагаем посмотреть фильм “Дед Альфа-альфа”. Просим извинения». После стремительной, бурной сцены, в которой участвовали хитрый кот, мышонок, рыба, полицейский, появился наконец дед Альфа-альфа. Он ссорился с алчным, жестоким эгоистом черным котом и недалеким, жирным полицейским. Персонажи чередовали свои положительные поступки с отрицательными, и самый жестокий черный кот в мгновение ока становился добрым и любвеобильным, а потом вдруг представал страшным обжорой.

Мы с Асако Исихара, забыв о нашей грусти, смеялись до слез.

Официант осторожно дотронулся до моего плеча. Телефон. Неохотно оторвавшись от экрана, я пошел к аппарату, телефон у них стоял рядом с кассой. Звонил режиссер.

— Тоёхико Савада сказал, чтобы ты немедленно позвонил ему в контору. Тебе лучше не ссориться с ним. Ты живешь у него в доме и собираешься, видимо, жениться на его дочери? Постарайся решить все полюбовно.

— Спасибо. Вы к нам придете?

— Нет, я должен встретиться с заведующим отделом или с кем-нибудь из начальства. Увольнения, пожалуй, не избежать. Но зато какое удовольствие я получил оттого, что мы вставили фитиль Савада. Как «Альфа-альфа», здорово? Ну, пока.

Я положил трубку, снова поднял ее и стал набирать номер. Трубку на другом конце провода взяли только после пятого гудка. После пятого гудка. Это тоже политическая уловка. Между гудками я слышал за своей спиной веселый смех Асако Исихара, следившей за перипетиями на экране телевизора.

— Это я. Мне позвонил Танакадатэ и сказал…

— Почему ты бойкотировал передачу? Ты представляешь себе, что ты наделал? — кричал Тоёхико Савада, горя гневом. Я тоже возмутился. Стиснуло грудь, вспыхнули щеки, задрожали колени. Злость разлилась по всему телу — все его соки превратились в злость. — Что тебя заставило так поступить? Ты живешь на мой счет и так подло предаешь меня. Неужели тебе не стыдно?

— Не стыдно! — закричал я, не в силах сдержаться. — Я сотрудничал с вами потому, что хотел отомстить за свой позор. А быть у вас на побегушках я не собирался. Я сотрудничал с вами на равных, сохраняя независимость. И жертвовать собой ради вас не собираюсь. А сегодняшняя передача меня совершенно не устраивала. Растоптав мне морду своими грязными ботинками, вы хотели использовать передачу только в своих интересах, для своего грязного бизнеса. А то, что я буду конченым человеком, вас нимало не заботило. И вы еще меня стыдите?

— Да! — Громкий голос возмущенного политика молотками стучал в моей разгоряченной и отяжелевшей от злобы голове. — Или, может быть, ты такой гордец, что не желаешь слушаться? Кстати, почему ты скрыл, что провел несколько лет в воспитательной колонии? Почему ты сжег документы, доказывающие твое пребывание там? Так лгать при твоей-то гордости… Предатель, вот ты кто! Прекрасно зная, кто любовник Икуко, кто отец ребенка, ты выдал себя за отца. Мошенник, вот ты кто! И он еще себе важничать позволяет! Не слишком ли?

— Завтра я очищу ваш гараж. И могу вам сказать совершенно точно — в вашем вранье и мошенничестве я больше не участвую.

Я швырнул трубку. В ухо Тоёхико Савада. Это физическое потрясение, несомненно, доконает его. Но как только я опустил трубку, у меня в груди, как вода в горячем источнике, заклокотало одиночество. Начальник колонии, эта грязная крыса, снедаемая комплексом неполноценности…

— Мне вас жаль. Вы ведь должны были жениться на дочери депутата Савада? — Асако Исихара протянула мне стакан виски.

— Меня нечего жалеть. Я импотент, и думать о женитьбе мне не приходится.

— Ну, ну, — воскликнула Асако Исихара, проявив вдруг глубокий интерес ко мне. — Вы совсем не похожи на импотента.

— К сожалению, это так, даже если вам и не хочется этому верить. Особенно после такой чудесной, такой приятной выпивки, которую мы себе устроили, — сказал я спокойно, чувствуя, как улыбка выплывает на мои губы, и в то же время готовый заплакать от опустошенности.

— Если вы на самом деле оказались бессильным, то потому, что опутали себя ложью и мошенничеством. Я это знаю потому, что такое однажды было со мной. Ничего, вытрите слезы и пойдемте куда-нибудь подальше отсюда, там я вам все расскажу. — Этот разговор послужил первым шагом к тому, что я и Асако Исихара оказались в постели и гостинице для свиданий в Сэтагая, а я первый раз в жизни испытал настоящее наслаждение. Почему я признался Асако Исихара в своем бессилии? Я не в состоянии теперь назвать истинную причину.

Машину, которая везла нас «подальше», Асако Исихара, хотя она и была пьяна, вела очень осторожно. Она рассказывала, как однажды мужчина оказался с ней бессильным. «Я была по уши влюблена в молодого музыканта. Меня привлекла его чистота и невинность. Я тоже была молодая. Мне было тогда двадцать семь лет. Как я теперь понимаю, не был он ни чистым, ни невинным, а скорее непристойным. Просто, чтобы привлечь меня, он нацепил на себя личину чистоты. И роль свою играл превосходно. Он вызвал в моем сердце любовь, но из-за этого, правда, только из-за этого, он не смог быть физически близок со мной. Понимаете, он столько притворялся ничего не смыслящим, что переиграл, ложь сотворила с ним злую шутку, По-моему, самое опасное, что есть в мире, — это ложь».

Я не могу сказать, что рассказ Асако Исихара вселил в меня надежду, но, когда она сказала: «Только давай ванну примем», я не отказался. В ванной комнате было светло, как в телевизионной студии, и я наблюдал, как она старательно моется.

Асаки Исихара излечила меня от бессилия. Мне казалось, ее голос шепчет мне: «Ты вырвался из мошенничества, ты вырвался из лжи. Ты сказал “нет” Тоёхико Савада и поэтому уже не скован мошенничеством, не скован ложью». Ее слова придали мне силы. Меня даже оставил страх, что я убил того подонка. Я успокоился. Золотая женщина, о которой я мечтал, вернула меня в лоно правды, и я был прощен.