Далия Трускиновская - Коломбине дозволено все

ЛАРИСА. Так вот, оказывается, сколько стоит моя бессмертная душа? Дайте мне триста в месяц – и я перескакиваю грань, за которой кончается душа и начинается Коломбина? Одного только не понимаю – почему из благого намерения получился такой кавардак… Я же не собиралась покорять вселенную!

ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Да потому, что в тебе с самого начала сидела Коломбина. Не ты ли надела на своих коллег маски – первая, без всякого Карнавала, а просто из соображений душевного комфорта. Напомнить? Авоська, Косметичка и Фолиант! Не ты ли первая пренебрегла их проблемами, как мелкими и незначительными? А Косметичка, между прочим, беременна от Кологрива.

ЛАРИСА. Вот уж тут я решительно ни при чем!

ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Ты так считаешь? А из-за кого же они перестали разговаривать? Только Кологрив мог бы уговорить ее избавиться от этой напасти. А теперь он так и не узнает, что она твердо решила рожать. Скоро Косметичка уйдет из редакции – ей предложат место в яслях, и она согласится, чтобы устроить потом туда ребенка. Свою рыженькую дочку.

ЛАРИСА. Погоди, погоди!…

ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Поздно. Колесо завертелось. Цепочка неприкаянных женских судеб завязалась – и не без твоей помощи. А у Фолианта, между прочим, увлечение Соймоновым было искренним. И каково ей теперь, когда скоро двадцать семь, а личной жизни нет и не предвидится? Ведь Фолиант еще и не попробовала, что это такое!

ЛАРИСА. Значит, я – единственная причина всех этих неприятностей?

ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Опомнись, милая! Какие неприятности могут быть у окружающих нас масок? Просто одни маски исчезнут, другие возникнут – только и всего. Да не пытайся ты им сопереживать! Очень им это нужно! Раз уж они позволили надеть на себя маски, значит, и обращайся с ними соответственно. Ведь зачем и почему спрятался твой Кологрив под маску экс-Арлекина, со всей доступной ему вальяжностью и обаянием? А с перепугу – ведь если к нему всерьез отнесутся, вроде бедной Косметички, хлопот не оберешься. И зачем твоему Соймонову среднеэлегантный стиль? А чтобы не торчать из общей массы, а то еще заметит кто, не одобрит, сплетни пойдут!

ЛАРИСА. Ага! Значит, вокруг меня и раньше был Карнавал? Но как же тогда быть с одним человеком? Я пробовала прилепить и к нему маску. Дудки! Он и раньше и теперь – сам по себе!

ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. И ты надеешься, что его любовь спасет тебя? Наивно. Он уже сыграл свою роль в твоей судьбе. Ведь той женщины, которую он вывел на большую арену, уже нет, и ты сама знаешь это. Так что одна дорога остается тебе – на Карнавал. Ну, пой!

ЛАРИСА. Нет!

ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Наотрез?

ЛАРИСА. Да!

ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. В зеркало посмотри! Ну! Какой великолепный черный бархат ты там увидишь!

Лариса прикоснулась пальцем к щеке – и действительно ощутила шелковистый ворс. Тогда она, не дослушав издевательств пестрой чертовки, выбежала из комнаты, из прихожей и буквально скатилась с лестницы. Песня неслась следом в ритме перестука острых каблучков повелительницы Коломбин:

Из-за деревьев сквера выступили сто Арлекинов, сто грациозных сиамских котов с прелестными хищными мордочками.

АРЛЕКИНЫ. Страш-ш-шно? Страш-ш-но? Боишь-шься? Чуш-ш-шь! Не за душ-ш-у бойся – за комфор-р-рт! Комфор-рт, фр-р!

ЛАРИСА. Брысь! Но как же это было? Почему я оказалась в маске? От кого спасалась? Брысь, я говорю! Ведь был же во мне какой-то страх, который кончился лишь под маской! О господи, я все забыла!

Далекий смех тысяч коломбинских голосов был ответом на ее крик.

Она бежала все медленнее, и черноглазый Арлекин, внезапно возникнув рядом и удержав за талию, шепнул коварно:

– Коломбине дозволено все!

ЛАРИСА. Кроме любви!

И вдруг ей показалось, что из обступающей ее пестрой и пляшущей толпы спешит ей навстречу такая же одинокая, как и она, смешная белая фигура с длиннейшими рукавами. В странную эту фигуру кидали всякой карнавальной дребеденью, а она даже отбиться толком не могла. Но лишь у нее на лице – Лариса издалека поняла это – не было маски!

Лариса рванулась навстречу, но споткнулась о лежащего человека. Одна из обезумевших плясуний не выдержала гонки. Тарантелла петлей обогнула ее, чтобы никто так же не споткнулся. Лариса отступила – исплясавшееся тело в драгоценных парчовых ромбах было уже холодным. И ей показалось, что сквозь тающую на лице маску проступают черты ухоженного лица Эвелины.

Но даже секунды, чтоб склониться над ней, не оставалось у Ларисы. Тарантелла так стремительно завертелась вокруг, что этот пестрый дикий клубок мог и задушить запросто. А тот, кто пытался его разорвать, пробиваясь к Ларисе, был невообразимо далеко. Лариса отшвырнула одну маску, отпихнула другую и вырвалась из эпицентра клубка.

ЛАРИСА. Вот что спасет меня, слышишь ты, пестрый демон, повелительница ромбов и шариков! Как я не поняла этого раньше! Ведь он сохранил меня такой, какой я была в глубине души! Он сдерет с меня эту чертову маску, слышишь?

ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Стой!

ЛАРИСА. Ага! Я угадала!

Она знала, куда бежать. И потому прошла сквозь разноцветную стену чужого танца, как сквозь ветер и дождь.

Реутов как-то показывал ей свой дом. Квартиру она нашла по списку жильцов. И, поскольку за спиной все еще слышала тарантеллу, ворвалась в коридор, чуть не сбив с ног открывшего дверь Реутова.

РЕУТОВ. Ты чего? Лариска! За тобой гонятся?

ЛАРИСА. Да!…

Реутов, как был, в невообразимых старых клетчатых штанах и рубашке с пятнами от химикатов, выскочил на лестницу, и Лариса услышала, как он хлопнул дверью подъезда. Через несколько минут он неторопливо вернулся.

РЕУТОВ. Сколько их было?

ЛАРИСА. Не знаю…

РЕУТОВ. И куда они так быстро смылись? Я даже за угол завернул – и никого. Да ты входи, отдышись. И выключи в комнате сушилку. Я такую парочку кадров щелкнул – изумишься. А я чай поставлю.

ЛАРИСА. Какой чай, Мишка? Утро на носу.

РЕУТОВ. Да ты успокойся, Лариска, приди в себя, а чай – это всегда хорошо, что бы там ни было на носу.

ЛАРИСА. Все-таки ты сумасшедший! На улицу поскакал, не побоялся, а если бы тебя по голове хватили?

РЕУТОВ. А чего мне бояться! Я – везучий. Ты лучше скажи, кто это были такие. Может, милицию вызвать?

ЛАРИСА. Ты – ве-зу-чий?…

РЕУТОВ. Ну! Сама посуди – всякий нормальный человек на моем месте давно бы уже загнулся, а я еще живой. Кто еще свалится с вертолета и уцелеет?