Евгений Гришковец - Асфальт

Но у полукруглой стойки, пока он ходил, появились две молодые женщины, лет около тридцати. Они сидели практически напротив Миши. Одна из них сразу Мише понравилась, он внимательно её разглядел, и она ему понравилась ещё сильнее. Пока Миша заказывал себе выпивку, одна из двух женщин исчезла, а другая сидела за стойкой, пила через соломинку что-то красное из высокого стакана и отрешённо смотрела перед собой. Она была красивая и элегантная. Миша рассматривал её и даже не понимал, что рассматривает её очень откровенно. А потом она обожгла его взглядом. Он взгляда не выдержал, улыбнулся и отвёл глаза. Но мурашки по спине побежали самые приятные и знакомые. Через пару минут он снова смотрел на неё, ждал и искал её взгляда, и когда дождался, улыбнулся и приподнял свой стакан, предлагая выпить, она улыбнулась и подняла в ответ свой.

Стёпа появлялся ещё пару раз. То он снова звал Мишу пойти с ним, потому что он познакомился с волейболистками с Сахалина. Миша не пошёл. Он не отпускал глазами свой объект внимания и интереса. Потом Стёпа появился с двумя девицами, которые были выше его ростом. Ему было весело, но Миша его в его веселье не поддержал.

Короче говоря, Миша посидел ещё немного, взял свой стакан и направился в обход стойки к той женщине, которую рассматривал и которая смотрела на него. Он без особых церемоний представился, она тоже прокричала своё имя, наклонившись к Мишиному уху, чтобы он услышал. Музыка звучала страшно громко, а её голос был тихий.

– Соня! – прокричала она.

– Соня?! – обрадовался Миша. – Это моё любимое имя. Мою дочь так зовут.

– Как зовут моего сына, я вам не скажу, – также наклонившись близко к Мише, прокричала она, – потому что его зовут не Михаил.

Они посмеялись.

Вскоре они сидели в кафе недалеко от клуба и разговаривали. Оба пили коньяк, кофе, оба курили. У Миши кончились сигареты, и они курили её сигареты. Им было весело. Соня работала в большой транспортной компании, занималась логистикой. Сын, как Миша понял, у неё был, а мужа, как Миша смог догадаться, не было. Его дорожные знаки Соню, как нормального человека, да к тому же связанного с транспортом, заинтересовали. Так что им было о чём поговорить. Семейного положения друг друга они не касались. Так, слегка задели эту тему – и всё. Соня была москвичка, причём не в первом поколении. Они говорили и говорили. Хорошо выпили. Потом шли вместе по улице. Было холодно, но расставаться не хотелось обоим, а заходить куда-то и снова сидеть и пить не было смысла, и тоже обоим не хотелось. Так они дошли до бульвара, прогулялись по бульвару, уже держась за руки. Потом некоторое время целовались, потом обменялись номерами телефонов, снова целовались. Целовались сильно, судорожно и откровенно. Потом Миша усадил Соню в такси, она уехала восвояси, и Миша поймал такси следом и поехал домой спать.

А утром с ним случилась тревога и беспокойство.

Он проснулся в субботу уже ближе к полудню. В постели и в спальне он был один. Детские голоса доносились из кухни. Голос жены звучал оттуда же. Миша ощутил сухость во рту, вполне предсказуемую тяжесть и муть в голове. Но все эти ощущения были несильными. Так, слегка шумело, и слегка было мутно в голове. Бывало хуже, много хуже. Он лежал так, не сообщая жене и детям, что проснулся, вспоминал то, что было ночью, и вспомнил всё до мелочей. Тут-то тревога и посетила его.

Он снова и снова вспоминал все подробности, вспоминал, как смотрел на Соню, сидящую за стойкой, и ещё ему не знакомую. Вспоминал её взгляд, вспоминал, как она согласилась пойти с ним в кафе рядом с клубом, вспоминал их разговоры, вспоминал бульвар и то, как Соня сняла перчатку, прежде чем позволить ему взять её за руку. Он подробно вспомнил поцелуи и где были его руки во время этих поцелуев. Миша вспомнил, как, сидя в такси, он всю дорогу улыбался.

Он вспомнил всё это и встревожился. Он усиленно стал анализировать своё состояние и свои ощущения по поводу того, что вспомнил. Он внимательно изучал сам себя, чуть ли не прислушиваясь к тому, как бьётся сердце. При этом Миша задавал себе один-единственный вопрос: «Неужели я влюбился? Опять?! Неужели влюбился?»

То, что он в себе обнаружил, его встревожило. Тогда он встал и пошёл в ванную комнату.

– А-а-а! Вот и папа проснулся, – не без иронии сказала Аня.

– Привет! – хрипло сказал Миша.

– Привет! – закричала младшая Соня.

Старшая Катя ничего не сказала, а только радостно помахала ему рукой и подмигнула, состроив весёлую гримасу.

– Как самочувствие, как головушка? – всё тем же тоном спросила Аня.

– Милая моя, я не так вчера выпил, чтобы нужно было сегодня беспокоиться о моём здоровье.

– Да? – наклонив голову и вполне дружелюбно спросила Аня.

– Да! – сказал Миша и показал жене язык. – Сейчас приму душ, побреюсь и готов буду соответствовать.

– Папа, а пойдём в кино, ты обещал, – слегка растягивая слова для жалостливости, сказала Катя.

– Дайте мне двадцать минут, и пойдём куда угодно, – всё ещё хрипло сказал Миша. – Папа веселился вчера, сегодня ваша очередь, – на этих словах он подмигнул жене.

Миша долго чистил зубы и смотрел отражению прямо в глаза. Тревога не оставила его, и во время разговора с женой и дочерьми тоже не оставила. Наоборот, усилилась тревога. «Неужели я влюбился? – так и звучало в голове. – Неужели?!»

Он долго принимал душ, долго брился у запотевшего зеркала, долго сушил волосы. Тревога усиливалась. Перед тем как выйти из ванной, он накинул на себя свой любимый старый халат. Он прошёл в халате через комнату, нашёл сигареты и зажигалку и прямо в халате и тапочках вышел на свой маленький балкончик. Морозный воздух приятно и резко ухватил Мишу за влажные, всклокоченные волосы и скользнул по лицу. Миша увидел редкие снежинки, которые медленно падали с серого осеннего неба. Ветра совсем не было. Это были первые снежинки наступающей зимы. «Неужели я влюбился?» – подумал Миша, плотнее запахнув халат, подтянул пояс потуже и закурил. Было холодно. Почти морозно. В прозрачном воздухе дым сигареты был белый-белый.

«Нет! Всё-таки не влюбился. Не влюбился. Это точно!» – вдруг получил он ответ из своих собственных недр. «Слава Богу! – тут же подумал Миша, с удовольствием затянулся и с благодарностью посмотрел в серое небо, на первые снежинки и на по-субботнему не очень шумный город. – Слава Богу!»

Тревога тут же улетучилась. Наоборот, Мише стало хорошо и радостно. «Всё хорошо! Не надо, этого сейчас совсем не надо!» – думал он. А потом ему даже стало смешно. Он беззвучно смеялся над своими страхами и над тем, как он сам себя изучал на предмет наличия в нём самом влюблённости. «Смешно! Ой как смешно! А вот влюбился бы, и тут было бы не до смеха!» – докуривая, думал он.