Ясунари Кавабата - Стон горы

– Я его часто не понимаю. Иногда он вдруг становится мрачным – к нему не подступишься. – Кикуко, побледнев, смотрела на Синго, словно взывая о помощи.

– Да, война его сильно изменила. Иногда и я не могу понять, что с ним происходит. Он все делает наперекор. Как был бы я счастлив, если бы вам удалось мягко, без насилия снова соединить свои жизни, как то окровавленное ухо…

Кикуко сидела неподвижно, с помрачневшим лицом.

– Тебе Сюити не говорил: Кикуко, ты свободна?

– Не-ет. – Кикуко недоуменно посмотрела на Синго. – Как это – свободна?…

– Да, я тоже спросил Сюити, что он имеет в виду, заявляя, что его жена свободна. Если вдуматься, то это, видимо, значит: Кикуко должна освободиться от меня, а я должен сделать Кикуко более свободной.

– Вы говорите «я», подразумевая себя?

– Да. Слова Сюити, в сущности, означают: Кикуко свободна, скажи ей об этом сам.

В это время в вышине послышались какие-то звуки. Синго показалось, что это голос неба.

Посмотрев вверх, он увидел, что над самыми деревьями летят голуби.

Кикуко, видимо, тоже услышала шелест крыльев и подошла к краю веранды.

– Неужели я действительно свободна? – со слезами в голосе спросила она, провожая глазами голубей.

Тэру, спокойно лежавшая на камне у порога, услыхав хлопанье крыльев, помчалась в сад.

В то воскресенье к ужину собралась вся семья – все семь человек.

И вернувшаяся домой Фусако, и двое ее детей теперь тоже стали членами семьи.

– В рыбной лавке было только три форели. Третью я дам Сатоко. – С этими словами Кикуко поставила форель перед Синго, перед Сюити и перед Сатоко.

– Дети форель не едят, – протянула руку Фусако. – Отдай бабушке.

– Нет. – Сатоко ухватилась за тарелку. Ясуко сказала спокойно:

– Форель очень большая. И в этом году последняя. Я возьму кусочек у деда. Кикуко – у Сюити…

Ее слова разбили семью на три части и как бы сразу превратили ее в три семьи.

Сатоко стала поспешно отщипывать палочками куски рыбы.

– Вкусно? Ешь аккуратнее, – поморщилась Ясуко и, подцепив палочками икринки форели, положила их в рот младшей, Кунико. Сатоко не возражала. – Икорка… – пробормотала Ясуко и ухватила своими палочками немного икры от форели Синго.

– Давно, еще в деревне, сестра Ясуко попросила меня сочинить трехстишие, – помучился я тогда над ним, – и задала тему: то ли форель осенью, то ли форель, которая плывет вниз по реке метать икру, то ли форель на нере.сте, – начал Синго и, взглянув на Ясуко, продолжал: – В общем, нужно было, чтобы в трехстишии была форель, которая, отметав икру, с трудом спускается по реке к морю – истощенная, без сил.

– Как я, – быстро сказала Фусако. – Хотя я никогда не была так привлекательна, как форель.

Синго сделал вид, что не слышит.

– На эту тему есть старинные трехстишия: «Время пришло, на волю волн отдалась осенняя форель», – или еще: «Мчится в стремнине к собственной смерти форель».

– Да, уж если о ком эти трехстишия, так обо мне. – Нет, обо мне, – сказала Ясуко.

– Неужели, отметав икру и спустившись к морю, она погибает?

– Думаю, погибает. Иногда встречается форель, которая круглый год прячется в речных заводях, – ее называют ленивой.

– Я, пожалуй, принадлежу к ленивой форели.

– А я не хочу быть и ленивой форелью, – сказала Фусако.

– Но после возвращения домой ты поправилась и цвет лица лучше стал, – сказала Ясуко, посмотрев на Фусако.

– Толстеть мне ни к чему.

– Вернуться в родительский дом – все равно что спрятаться в тихой заводи, – сказал Сюити.

– Долго прятаться не собираюсь. Противно. Лучше уж спуститься к морю. – Голос Фусако звучал пронзительно. – Сатоко, там уже одни кости. Оставь, – набросилась она на Сатоко.

Ясуко поморщилась.

– От отцовского рассказа чудесная форель потеряла всякий вкус.

Фусако, потупившись, снова заговорила:

– Отец, ты не поможешь мне обзавестись пусть хоть крохотной лавочкой? Косметической или писчебумажной… Можно и на окраине. Я даже готова торговать спиртными напитками – в распивочной или вразнос.

Сюити был потрясен.

– Неужели ты могла бы заняться таким унизительным делом?

– Могла бы. А что тут такого, посетители придут не на меня любоваться, а сакэ пить. Да и разговаривать им со мной не о чем – они уверены, чтоу них красавицы жены.

– Я не в этом смысле.

– Конечно, сестра сможет. Любая женщина способна заняться каким угодно, даже самым унизительным, делом, – неожиданно сказала Кикуко. – И если сестра займется им, я готова помогать ей.

– Ого. Это становится любопытным.

Сюити всем своим видом показывал, как он удивлен. За столом воцарилась тишина. Кикуко покраснела до ушей.

– А не поехать ли нам в следующее воскресенье в деревню полюбоваться осенними кленами? – сказал Синго.

– Полюбоваться кленами? Я бы поехала. Глаза Ясуко заблестели.

– Кикуко, поедем с нами. Мы ведь тебе еще не показывали наши родные места.

– Хорошо.

Фусако и Сюити надулись.

– А кто останется присматривать за домом?

– Я останусь, – ответил Сюити.

– Нет, я останусь, – воспротивилась Фусако. – Но раньше, чем вы уедете в Синею, мне бы хотелось, отец, получить от тебя ответ.

– Ладно, решим что-нибудь, – сказал Синго и вспомнил Кинуко, которая, ожидая ребенка, открыла в Нумадзу небольшую швейную мастерскую.

После обеда Сюити первым поднялся из-за стола и вышел.

Синго тоже встал, потирая затекший затылок, и, войдя в гостиную, зажег свет.

– Кикуко, – позвал он, – твоя тыква провисла чуть ли не до пола. Слишком тяжелая, наверно.

Кикуко мыла посуду и, видимо, не слышала.

Фуросики – большой яркий платок, в котором носят вещи.

Сёдзи – раздвижная перегородка в доме.

Двести десятый день от начала весны (примерно 1 сентября); считается несчастливым, так как в этот период часто случаются тайфуны, наводнения и другие стихийные бедствия.

«Кандзинтё» – одна из популярных пьес театра Кабуки

Оби – длинный широкий кусок материи, служащий поясом для кимоно.

Называют три достопримечательных места Японии, известных своей красотой: Мацусима, Амано хасидатэ и Ицукусима.

Каппа – сказочное существо, живущее в реках. То же, что водяной.

Эпоха Муромати– 1338—1573 гг.

Тоётоми Хидэёси – правитель Японии с 1585 по 1598 г.

Большой Будда – огромная статуя Будды Амида из храма Котокуин в Камакура. Отлита в 1256 г.

Нитирэн – основатель буддийской секты Нитирэн.

Виконт Сэйтоку Такаги в 1948 г. Ушел из дому. Позднее его труп был найден в горах Такао. Его смерть считается в Японии классическим примером того, как аристократия в послевоенной Японии не хотела мириться с падением своего влияния.