Ро­бер Са­ба­тье - Шведские спички

Они под­ни­ма­лись вверх по ули­це Ла­ба, и ка­ж­дый нес в ру­ках по две бу­тыл­ки. При­дя к Бу­гра, они с по­мо­щью во­рон­ки и лос­ку­тов ста­ро­го бе­лья про­фильт­ро­ва­ли ви­но и по­про­бо­ва­ли его. Бу­гра сде­лал Оли­вье по­да­рок — дал ему од­ну бу­тыл­ку, на­ка­зав од­но­му не пить, а так как ста­ри­ку хо­те­лось по­спать (ли­цо у не­го бы­ло баг­ро­вое), он под­толк­нул маль­чи­ка к две­ри и креп­ко по­жал ему ру­ку.

У Оли­вье не­мно­го кру­жи­лась го­ло­ва. Он шел до­мой по те­не­вой сто­ро­не и при­ки­ды­вал, хва­тит ли по­лу­чен­ных де­нег на по­куп­ку швей­цар­ско­го но­жа. Он еще по­ду­мал о двой­ной пор­ции ма­ли­но­во­го мо­ро­же­но­го. Жан, на­вер­ное, уже вер­нул­ся из ки­но­сту­дии. Сколь­ко же он рас­ска­жет ин­те­рес­но­го о са­мом филь­ме, о Ре­не Кле­ре, в кас­кет­ке и со сви­ст­ком в ру­ках сни­маю­щем сце­ну, и о сим­па­тич­ном Ре­не Ле­фев­ре, и об Ан­на­бел­ле, та­кой кра­си­вой, та­кой кра­си­вой! Но у Оли­вье то­же най­дет­ся о чем со­об­щить, он им ска­жет:

— Мы с Бу­гра по­гну­ли-та­ки спи­ну!

Вдруг маль­чи­ка осе­ни­ло. Он спус­тил­ся на ули­цу Ра­мей, все еще дер­жа в ру­ках свою бу­тыл­ку, и ку­пил там бу­ке­тик мар­га­ри­ток для Эло­ди. Рас­пла­чи­ва­ясь, он по­про­сил у цве­точ­ни­цы дать ему не­сколь­ко раз­дво­ен­ных иво­вых по­бе­гов, из ко­то­рых де­ла­ют цве­точ­ные кор­зин­ки. Для из­го­тов­ле­ния лу­ков они боль­ше под­хо­дят, при­чем да­ле­ко не так опас­ны, как ста­рые спи­цы от зон­ти­ков. Те­перь ему нуж­на еще хо­ро­шая ве­рев­ка.

На­гру­жен­ный всем этим доб­ром, Оли­вье во­шел в квар­ти­ру, где уже чу­дес­но пах­ло ту­ше­ной ка­пус­той с мя­сом. Жан был до­ма, в до­маш­них брю­ках и май­ке, он до­воль­но по­ти­рал ру­ки, ви­ди­мо, на­строе­ние бы­ло хо­ро­шее. Эло­ди из кух­ни крик­ну­ла, что Оли­вье на­стоя­щий без­дель­ник, что весь день она его в гла­за не ви­де­ла, что его голь­фы ужас­но за­пач­ка­ны, но ко­гда маль­чик пре­под­нес ей цве­ты, она рас­це­ло­ва­ла его и бы­ла очень рас­тро­га­на. Оли­вье гром­ко при­стук­нул сво­ей бу­ты­лью о стол и зая­вил:

— Это «Сент-Эмиль­он», ко­то­рый я раз­ли­вал по бу­тыл­кам в ка­фе « Ори­ен­таль »! Да, уж мы с Бу­гра по­гну­ли-та­ки спи­ну!

По­сле ужи­на, уже за де­сер­том — это был рис с шо­ко­лад­ным со­усом, — Эло­ди за­ве­ри­ла маль­чи­ка:

— Будь мы по­бо­га­че, ты бы не­пре­мен­но ос­тал­ся у нас…

— Но ес­ли те­бя возь­мет дя­дя, у не­го те­бе то­же бу­дет не­пло­хо, ты зна­ешь, и да­же… — до­ба­вил Жан, но так и не за­кон­чил сво­ей фра­зы.

Он за­ме­тил, что Оли­вье слу­шал его, низ­ко опус­тив го­ло­ву. Жан от­каш­лял­ся и по­шел к Эло­ди на кух­ню. Маль­чи­ку хо­те­лось за­пла­кать, ска­зать им, что он толь­ко и меч­та­ет ос­тать­ся с ни­ми, что он бу­дет по­слуш­ным, ста­нет де­лать все, что на­до… По­том Жан вер­нул­ся, при­нял­ся об­ры­вать ле­пе­ст­ки мар­га­рит­ки, и они все трое дол­го за­бав­ля­лись этой иг­рой. Чтоб не при­кон­чить весь бу­ке­тик, Жан взял ко­ло­ду карт и ска­зал:

— Нау­чу вас обо­их иг­рать в ма­ни­лью.

И Оли­вье был в вос­тор­ге от его уме­нья та­со­вать кар­ты. Нет, Жан ре­ши­тель­но все умел де­лать.

Об­ще­ст­вен­ная пра­чеч­ная на ули­це Баш­ле бы­ла обо­зна­че­на свое­об­раз­ным, сде­лан­ным с не­ко­то­рой фан­та­зи­ей трех­цвет­ным фла­гом с за­круг­лен­ны­ми края­ми, вы­ко­ван­ным из ме­тал­ла и уже ус­пев­шим об­лу­пить­ся и за­ржа­веть, а сло­во Пло­то­мой­ня бы­ло вы­пи­са­но на по­жел­тев­шем фо­не не­сколь­ко сли­няв­шей чер­ной крас­кой. Та­ким об­ра­зом, стир­ка бе­лья вы­гля­де­ла здесь не­ким ис­пол­не­ни­ем рес­пуб­ли­кан­ско­го и на­цио­наль­но­го дол­га.

Оли­вье нра­ви­лось сю­да хо­дить и, при­тво­рив­шись, буд­то он со­всем ма­лень­кий, по­дол­гу раз­гля­ды­вать жен­щин в ожив­лен­ной ат­мо­сфе­ре пра­чеч­ной — как они за­ма­чи­ва­ют бе­лье в де­ре­вян­ных уша­тах, на­кло­ня­ют­ся над мос­тка­ми, на­мы­ли­ва­ют, трут ру­ка­ми бе­лье и, энер­гич­но гри­мас­ни­чая, ко­ло­тят его валь­ком, за­тем, вски­нув лок­ти, вы­жи­ма­ют, про­вор­но дви­га­ясь в клу­бах па­ра. Маль­чик был в вос­тор­ге от скольз­ко­го мы­ла, от сло­жен­но­го в стоп­ки бе­лья, от синь­ки, ко­то­рая при по­лос­ка­нии рас­те­ка­лась из по­лот­ня­но­го ме­шоч­ка, го­лу­бая, точ­но ос­ко­ло­чек лет­не­го не­ба, и чем-то род­ст­вен­ная той, дру­гой «синь­ке», ко­то­рой иг­ро­ки в биль­ярд на­ти­ра­ют кон­чи­ки ки­ев из ясе­не­во­го де­ре­ва.

Хо­тя пра­чеч­ная име­ла соб­ст­вен­ный же­лоб для сто­ка во­ды, не­ред­ко мож­но бы­ло ви­деть, как жел­тые, пе­ня­щие­ся во­ды за­хле­сты­ва­ют тро­ту­ар и сли­ва­ют­ся в ру­чей, в ко­то­ром де­ти пус­ка­ют бу­маж­ные ко­раб­ли­ки, плы­ву­щие пря­мо к ка­на­ли­за­ци­он­но­му лю­ку, где они идут ко дну.

Оли­вье по­мо­гал Эло­ди не­сти кор­зи­ну с бель­ем. В пра­чеч­ной мо­ло­дая жен­щи­на слов­но бы вновь по­па­да­ла в ат­мо­сфе­ру дру­гой, па­мят­ной ей пло­то­мой­ни, на­стоя­щей, на све­жем воз­ду­хе: той, что бы­ла в ее род­ном краю, на бе­ре­гу ре­ки Трюй­ер. Толь­ко здесь, в го­ро­де, во­да бы­ла не та­кой про­зрач­ной, не от­ра­жа­ла не­ба. Тут уж нель­зя бы­ло уви­деть, как тре­пе­щет от ве­тер­ка при­бреж­ная трав­ка, как вы­прыг­нет вдруг ля­гуш­ка или бы­ст­ро мельк­нет ры­ба. И уж ко­неч­но, ни­ка­кой те­бе тач­ки, ни от­ды­ха на трав­ке, ни де­ре­вен­ских пе­ре­су­дов, ни ве­се­ло­го хо­хо­та.

По­ка она сти­ра­ла, Оли­вье си­дел на краю тро­туа­ра и рас­смат­ри­вал мос­то­вую, мо­щен­ную бе­лым щеб­нем. В тот день он сма­сте­рил из де­ре­вян­ной до­щеч­ки ко­раб­лик. Ме­ж­ду мач­та­ми на­тя­нул тол­стую ре­зин­ку, ко­то­рая долж­на бы­ла обес­пе­чить его ход. Оли­вье еще ук­ра­сил ко­раб­лик флаж­ка­ми из тря­по­чек, при­ко­ло­тив их гвоз­ди­ка­ми, и при­кле­ил не­сколь­ко ра­ку­шек от уст­риц вме­сто спа­са­тель­ных шлю­пок.

— Эло­ди, я мо­гу уй­ти?

Вско­ре маль­чик уже был у бас­сей­на в скве­ре Сен-Пьер, где де­ти под при­смот­ром ма­маш под­го­ня­ли па­лоч­ка­ми свои кра­си­вые па­рус­ные ко­раб­ли­ки или пы­та­лись вер­нуть их на­зад, соз­да­вая для это­го вол­ны.

Сна­ча­ла са­мо­дель­ный ялик Оли­вье вы­звал у де­тей лишь пре­неб­ре­жи­тель­ные взгля­ды, а по­том, ко­гда он пе­ре­сек боль­шую часть бас­сей­на, к не­му воз­ник ин­те­рес и да­же за­висть. Но, к не­сча­стью, ялик пе­ре­вер­нул­ся — ка­за­лось, он уже по­гиб. То­гда Оли­вье храб­ро сбро­сил свои сан­да­лии и за­шле­пал за ним по во­де. Ка­кая-то жен­щи­на крик­ну­ла ему вслед:

— Про­тив­ный маль­чиш­ка! Ес­ли бы те­бя ви­де­ла твоя мать… Вот по­зо­ву сей­час сто­ро­жа.