Ро­бер Са­ба­тье - Шведские спички

— Я ме­няю но­со­ро­га на льва, — ска­зал Лу­лу.

— А я зеб­ру на жи­ра­фу, — при­ба­вил Оли­вье.

Ко­гда зоо­ло­гия бы­ла ис­чер­па­на, Кап­де­вер пред­ло­жил Лу­лу:

— Ме­няю сво­его от­ца на твое­го.

— Еще че­го! Как бы не так! — от­вет­ст­во­вал Лу­лу. — Шо­фер так­си — это все же по­лу­чше, чем ка­кой-то ле­га­вый.

Оли­вье вме­шал­ся в спор в ка­че­ст­ве ар­бит­ра. Под ко­нец, ме­няя од­но на дру­гое, они дош­ли до то­го, что ста­ли пе­ре­став­лять Вер­саль­ский дво­рец и цер­ковь Сак­ре-Кёр на Мон­мар­тре, а кто-то ус­ту­пил Эй­фе­ле­ву баш­ню за Три­ум­фаль­ную ар­ку на пло­ща­ди Эту­аль.

Ко­гда Па­риж ос­но­ва­тель­но пе­ре­тряс­ли, ре­ши­ли пе­рей­ти к де­лам бо­лее жиз­нен­ным. Очу­тив­шись у вит­ри­ны од­но­го из кон­ди­те­ров ули­цы Ко­лен­кур, ре­бя­та об­ли­зы­ва­лись и гри­мас­ни­ча­ли, при­вле­кая вни­ма­ние по­ку­па­те­лей и про­дав­цов, раз­гля­ды­ва­ли пи­рож­ные, при­го­ва­ри­вая: «А я боль­ше люб­лю вот эти с кре­мом, нет, те — «Па­ри Брест» (в честь ве­ло­си­пед­ных со­стя­за­ний), а я ро­мо­вые ба­бы, что по­хо­жи на губ­ки, нет, пух­лень­кие «поль­ские», а я вот эту че­пу­ху — «ты­ся­ча лис­ти­ков»… Все, все пе­ре­бра­ли они: и ла­ки­ро­ван­ные спич­ки, и пу­за­тых «мо­на­ше­нок», и те, что в ви­де до­ми­ков, кры­тых че­ре­пи­цей, и тар­та­лет­ки с фрук­та­ми… Внут­ри кон­ди­тер­ской си­де­ли две да­мы в шляп­ках с цве­точ­ка­ми, пи­ли за сто­ли­ком чай и уже не­до­воль­но по­ка­чи­ва­ли го­ло­ва­ми, так что офи­ци­ант­ка сде­ла­ла де­тям знак, что­бы они уш­ли. Но маль­чиш­ки про­дол­жа­ли на­уч­ное «ис­сле­до­ва­ние» вит­ри­ны, со­про­во­ж­дая его ре­п­ли­ка­ми: «Я бы съел…» и до­бав­ля­ли: «тол­стый торт», или «вон ту вы­со­кую шту­ку» или «ко­фей­ное с шо­ко­ла­дом». Но Оли­вье вы­ра­зил об­щую меч­ту, за­дум­чи­во ска­зав:

— А я бы хо­тел быть му­хой!

Чтоб про­ил­лю­ст­ри­ро­вать ска­зан­ное, де­ти, не сго­ва­ри­ва­ясь, при­ня­лись бе­гать по тро­туа­ру, хло­пать ру­ка­ми-крыль­я­ми и жуж­жать: б-з-з, б-з-з-з, б-з-з-з …

Они ша­та­лись по ули­цам, ба­ла­гу­ри­ли, ис­ка­ли лю­бо­го по­во­да для озор­ст­ва — то зво­ни­ли в квар­ти­ру, то от­кры­ва­ли на­стежь дверь ма­га­зи­на и кри­ча­ли хо­зяи­ну: «Это не я, мсье, это не я!..» Вдруг что-то стук­ну­ло Лу­лу в го­ло­ву, и он вы­ра­зил свою идею вос­кли­ца­ни­ем: «Ну, пар­ни, сей­час по­за­ба­вим­ся!»

Де­ти бы­ст­ро смек­ну­ли, в чем де­ло, и при­ня­лись пе­ре­го­ра­жи­вать пе­ре­кре­сток улиц Ла­ба и Лам­бер свер­ну­ты­ми в кол­ба­сы меш­ка­ми, ка­ки­ми обыч­но поль­зу­ют­ся во­до­про­вод­чи­ки. Лу­лу за­бе­жал до­мой и вер­нул­ся с га­еч­ным клю­чом. Ре­бя­та дош­ли до улич­ной ко­лон­ки, от­вер­ну­ли гай­ку, пус­ти­ли во­ду, и че­рез не­сколь­ко ми­нут вни­зу ули­цы об­ра­зо­ва­лось озе­ро.

— На­вод­не­ние, пар­ни! Па­риж в ты­ся­ча де­вять­сот де­ся­том го­ду, на­вод­не­ние!

Ре­бя­та раз­де­лись до­го­ла и, под­ра­жая дви­же­ни­ям плов­цов и ны­ряль­щи­ков, шле­па­ли бо­си­ком по во­де, щед­ро об­рыз­ги­ва­ли друг дру­га, во­пя:

— Тут мо­ре! Мы при­шли на пляж!

Па­на­ша Бу­гра, си­дя у сво­его ок­на с труб­кой во рту, ве­се­лил­ся от всей ду­ши. Это мог­ло бы про­дол­жать­ся дол­го, ес­ли б из ко­мис­са­риа­та по­ли­ции на ули­це Лам­бер не вы­шел сер­жант. Он сра­зу же за­сви­стел. Ре­бя­та не­мед­лен­но со­бра­ли свою оде­жон­ку, бо­тин­ки и по­бе­жа­ли к ули­це Баш­ле. Про­хо­жие и те, кто из окон смот­ре­ли на ули­цу, воз­му­ща­лись:

— Черт зна­ет что, ху­ли­га­ны ка­кие, уже и на­ги­шом бе­га­ют, по­ду­май­те толь­ко!

Но, ус­лы­шав уг­ро­зы сер­жан­та, го­ро­жа­не в со­гла­сии с из­вест­ным реф­лек­сом тут же при­ня­ли сто­ро­ну сла­бых, оши­ка­ли и под­ня­ли на смех взбе­шен­но­го по­ли­цей­ско­го так, что тот пре­кра­тил по­го­ню за деть­ми и, из­ряд­но за­мо­чив свой мун­дир, за­вин­тил гай­ку.

Ре­бя­та за­бе­жа­ли в один из подъ­ез­дов ули­цы Баш­ле, спря­та­лись под вин­то­вой ле­ст­ни­цей и дол­го смея­лись. Они раз­ду­ва­ли грудь, на­пря­га­ли мус­ку­лы, ора­ли: «Я — Тар­зан», — и оде­ва­лись, крив­ля­ясь, как са­мые на­стоя­щие кло­уны. По­том Оли­вье вы­бе­жал на раз­вед­ку — вы­яс­нить, ми­но­ва­ла ли опас­ность. Ули­ца сно­ва при­тих­ла, а во­да, как и сле­до­ва­ло, тек­ла по ка­на­ве в люк. Оли­вье вер­нул­ся со­об­щить ос­таль­ным: «Все в по­ряд­ке, смо­тал­ся!» — но все-та­ки де­ти ре­ши­ли, что луч­ше по­ка уй­ти на ули­цу Ни­ко­ле.

Од­ной из ве­се­лых улич­ных за­бав, к то­му же со­всем не­за­прет­ной, бы­ло на­блю­де­ние за под­го­то­ви­тель­ны­ми опе­ра­ция­ми се­мьи Ма­шил­ло к пу­те­ше­ст­вию на мо­то­цик­ле с ко­ля­ской. Мо­то­цикл обыч­но сто­ял в глу­би­не дво­ри­ка, и, так как под­во­рот­ня бы­ла уз­кая, при­хо­ди­лось раз­ни­мать ма­ши­ну на две час­ти. Ма­шил­ло — так зва­ли доб­ро­душ­но­го груз­но­го сто­ля­ра с ути­ной фи­зио­но­ми­ей, при­плюс­ну­ты­ми тол­сты­ми уша­ми — сна­ча­ла вы­тас­ки­вал мо­то­цикл, а по­том «бон­бонь­ер­ку», то бишь ко­ля­ску, ко­то­рую он при­вин­чи­вал со­лид­ны­ми бол­та­ми с по­мо­щью клю­ча. Сле­до­ва­ло тща­тель­ное мы­тье это­го дран­ду­ле­та фир­мы «Ман­хет­тен», не­со­мнен­но рос­кош­но­го, по­сколь­ку тем же име­нем на­зы­ва­ли еще и кок­тейль.

Но са­мым за­хва­ты­ваю­щим мо­мен­том был отъ­езд. Все, кто жи­ли на этой ули­це, боль­шие и ма­лые, ста­рые и мо­ло­дые, де­лая рав­но­душ­ные ли­ца, под­хо­ди­ли бли­же, чтоб ни­че­го не про­пус­тить, ибо имен­но это дос­то­при­ме­ча­тель­ное со­бы­тие вы­зы­ва­ло ско­п­ле­ние лю­дей. Ма­шил­ло от­ча­ян­но злил­ся. Он уг­ро­жаю­ще гля­дел по сто­ро­нам, но лю­ди от­во­ра­чи­ва­лись или же смот­ре­ли по­верх его го­ло­вы, что-то на­сви­сты­вая с пол­ным без­раз­ли­чи­ем.

Сто­ляр рань­ше все­го уст­раи­вал в ко­ля­ске свою те­щу — об­хва­тив с обе­их сто­рон ру­ка­ми, как ты­к­ву, он во­дру­жал ее на оби­тое мо­ле­ски­ном си­де­нье, ста­ра­ясь со­хра­нить рав­но­ве­сие мо­то­цик­ла. Рес­со­ры жа­лоб­но взды­ха­ли, а зри­те­ли еще под­на­чи­ва­ли: ух, ух, ух! Про­тив те­щи са­ди­лись двое де­тей, а она са­ма пы­жи­лась изо всех сил, ста­ра­ясь со­блю­сти дос­то­ин­ст­во.

Трое со­общ­ни­ков — Оли­вье, Кап­де­вер и Лу­лу, — ко­неч­но же, на­хо­ди­лись в пер­вых ря­дах. Лу­лу под­хо­дил к сто­ля­ру Ма­шил­ло и, оза­бо­чен­но по­че­сы­вая за­ты­лок, спра­ши­вал:

— Хо­ро­шо ли вы при­вин­ти­ли, а?

При этом маль­чиш­ка тол­кал яй­це­вид­ную ко­ля­ску так, что она при­пля­сы­ва­ла, а Ма­шил­ло, ко­то­рый в этот мо­мент вле­зал в свой ко­жа­ный ком­би­не­зон, мог толь­ко бес­силь­но уг­ро­жать: «Вот как пну те­бя сей­час, то­гда уз­на­ешь». По­том сто­ляр по­прав­лял на го­ло­ве шлем и боль­шие оч­ки, яв­но под­ра­жая все­ми свои­ми жес­та­ми че­ло­ве­ку в ска­фан­д­ре. Из до­ма вы­хо­ди­ла его же­на в мод­ной «юб­ке-шта­нах», дер­жа на од­ной ру­ке сво­его мень­ше­го шке­та, а в дру­гой — кор­зин­ку с про­ви­зи­ей. Ры­царь, за­ко­ван­ный в ко­жа­ные ла­ты, сед­лал сво­его «ко­ня», ма­дам Ма­шил­ло са­ди­лась за ним, а ма­лы­ша при­страи­ва­ла ме­ж­ду со­бой и му­жем. Шесть чле­нов се­мьи с об­лег­че­ни­ем взды­ха­ли и по­гля­ды­ва­ли на стоя­щих кру­гом зри­те­лей с ви­дом ми­ни­ст­ров, си­дя­щих в ма­ши­не гла­вы пра­ви­тель­ст­ва, слов­но хо­те­ли ска­зать: «Ну что, на­смот­ре­лись?.. Так сды­хай­те ж от за­вис­ти, по­про­шай­ки не­сча­ст­ные!»