Марк Леви - Семь дней творения

София молча смотрела на Рен. Потом она встала, нежно поцеловала ее в лоб и пожелала спокойной ночи. Прежде чем выйти, она задала последний вопрос

– Среди ваших альбомов есть один, который мне очень хотелось бы посмотреть…

– Какой? Ты все их пересмотрела по десятку раз!

– Ваш собственный, Рен.

Дверь за ней беззвучно затворилась.

Она уже поднялась наверх, но вдруг передумала, бесшумно спустилась, вышла и разбудила старый «Форд». Город был почти пуст. Она поехала вниз по Калифорния-Стрит. Красный сигнал светофора заставил ее остановиться перед входом в здание, где она ужинала. Служащий стоянки дружески помахал ей рукой, она перевела взгляд на никогда не спящий Чайнатаун слева от нее. Еще через несколько кварталов она поставила машину у тротуара, пешком пересекла улицу, нажала ладонью на панель в восточной стене башни-пирамиды и оказалась в холле.

Поприветствовав Петра, она села в лифт и поехала на верхний этаж. Когда двери открылись, она сказала, что хочет видеть Михаила. Секретарь ответила, что очень сожалеет, но восточный день уже начался, и ее крестный-наставник трудится на другом конце света.

София неуверенно спросила, может ли она побывать у Господина.

– В принципе, да, хотя это может оказаться нелегко. – Секретарь не выдержала и, видя недоумение

Софии, объяснила: – Вам я могу об этом рассказать! У Господина есть свой конек, хобби, если хотите: ракеты! Он с ума от них сходит. От мысли, что люди запускают их в небеса, Он хохочет до упаду. Никогда не пропускает запуски: запирается в кабинете, включает все экраны – и никто не может к Нему обратиться. Не скрою, с тех пор, как этим занялись еще и китайцы, положение стало гораздо серьезнее.

– Сейчас как раз запуск? – невозмутимо спросила София.

– Если не возникнет технических проблем, взлет должен состояться через тридцать семь минут двадцать четыре секунды. Может, хотите, чтобы я что-то передала Господину? Это важно?

– Нет, не надо Его беспокоить. Просто хотела задать один вопрос… Ничего, я зайду позже.

– Где вас искать? Когда я готовлю для Него незаконченные записки, то имею право добавить в уголке собственное мнение.

– Наверное, прогуляюсь в порту. Спокойной западной ночи или доброго восточного дня, не знаю, что для вас предпочтительнее!

София покинула башню. Под моросящим дождем она не спеша дошла до машины, села за руль и поехала к пристани № 80, в другое место города, служившее ей убежищем.

Ей требовался свежий воздух, необходимо было оказаться среди деревьев. Поэтому она сменила направление, въехала в парк «Золотые ворота» по аллее Мартина Лютера Кинга и остановилась у центрального озера. Фонари, окруженные световыми нимбами, не позволяли разглядеть в небе звезды.

Свет фар вырвал из ночи павильон, где в хорошую погоду гуляющие брали напрокат лодки. На стоянке было пусто. Она вышла из машины, побрела к скамейке под фонарем, присела. Крупный белый лебедь, подгоняемый легким ветерком, скользил с закрытыми глазами по воде мимо лягушки, дремлющей на листе кувшинки. София вздохнула.

На аллее появился Он. Господин шел рассеянной походкой, засунув руки в карманы. Перешагнув через низенькую решетчатую ограду, Он зашагал прямо по лужайке, огибая цветочные клумбы. Подойдя к скамейке, Он сел рядом с Софией.

–Тебе понадобилось меня увидеть?

–Я не хотела Вас беспокоить, Господин.

– Ты Меня никогда не беспокоишь. У тебя проблема?

– Нет, вопрос.

Глаза Господина засияли еще ярче.

– Слушаю тебя, дочь Моя.

– Мы только и делаем, что проповедуем любовь, но у нас, ангелов, на вооружении одни теории. Что такое настоящая земная любовь, Господин?

Он посмотрел в небо и обнял Софию за плечи.

– Это прекраснейшее Мое изобретение! Любовь – крупица надежды, постоянное обновление мира, дорога к Земле Обетованной. Я создал разнообразие, дабы человечество пестовало разум: однообразный мир был бы смертельно тосклив! И потом, смерть – всего лишь мгновение в жизни того и той, кто умел любить и быть любимым.

София начертила кончиком туфли круг на гравии.

– А Башер – это правда?

– Неплохо придумано, да? Тот, кто отыщет свою вторую половинку, становится совершеннее всего человечества, вместе взятого. Человек уникален не сам по себе – если бы Я хотел сделать его таковым, то создал бы человека в единственном числе; но нет, он становится таким, только когда начинает любить. Возможно, одно человеческое существо несовершенно, но нет на свете ничего более совершенного, чем два любящих друг друга существа.

– Теперь я лучше понимаю… – проговорила София, прочерчивая прямую линию посередине своего круга.

Он встал, опять засунул руки в карманы и уже собирался уйти, как вдруг возложил руку на голову Софии и сказал ласковым, заговорщическим тоном:

– Я доверю тебе большой секрет. Единственный вопрос, который Я Себе задаю с самого первого дня: сам Я изобрел любовь или любовь изобрела Меня?

Удаляясь легким шагом, Бог взглянул на Свое отражение в воде, и до слуха Софии донеслось Его ворчание:

– Все «Господин» да «Господин»… Пора Мне назваться каким-нибудь именем. И так они Меня старят, да еще эта борода… – Он оглянулся и спросил Софию:

– Как тебе такое имя: «Хьюстон»?

Сбитая с толку, София смотрела ему вслед. Заложив за спину Свои прекрасные руки, Он бормотал Себе под нос:

– «Мистер Хьюстон»… Нет, просто «Хьюстон», отлично!

Голос Его растаял за стволом могучего дерева.

София долго сидела одна. Лягушка на кувшинке, не сводившая с нее вытаращенных глаз, дважды квакнула. София нагнулась к ней:

– Ква-ква?

После этого она села за руль и уехала из парка «Золотые ворота». На холме Ноб Хилл часы пробили одиннадцать раз.

Передние колеса замерли в нескольких сантиметрах от края пристани, передний бампер «Астон-Мартина» навис над водой. Лукас вылез из машины, оставив открытой дверцу. Он рке поставил ногу на задний бампер, приготовился к толчку, сделал глубокий вдох – и убрал ногу. Он отошел на несколько шагов, чувствуя головокружение, наклонился над водой. Его вырвало.

– Как я погляжу, дела обстоят неважно! Лукас выпрямился. Старый бродяга протягивал ему сигарету.

– Темный табак, крепковата – как раз по обстоятельствам.

Лукас взял сигарету, Джуэлс щелкнул зажигалкой, язычок пламени на короткое мгновение озарил лица обоих. Лукас глубоко затянулся и закашлялся.

– Хорошие! – одобрил он, отбрасывая подальше сигарету.

– Что-то с желудком? – спросил Джуэлс.

– Нет! – простонал Лукас.

– Может, хандра?

– Лучше скажите, как поживает ваша нога, Джуэлс.

– Как все остальное: хромает!

– Надо ее перебинтовать, чтобы не загноилась, – посоветовал Лукас, удаляясь.